– Да ты что!
Он навсегда запечатлелся в моей памяти. Их имена? Сара Арчдейл, Аппелина Фэрфакс, Энн Уоллер из Ашби, вдова Бузби с переулка Святого Лаврентия, вдова Калвервей из Холборна, дочь госпожи Визиполл из Стауэрбридж Фэер, Катрин Гиттенс, Энн Еглсфилд, сестра капитана Монсона госпожа Ли…
– Довольно, хватит!
…Энн Нерс, Джудит Анкере, Джоан Уест, Элизабет Хипуелл, госпожа Энн Кондуелл, Фрэнсис Хилл (его горничная), Бесс Паркер, Актеон Дав, Аквила Гоулд, Темперанс Слотер, Когната Стокер, Кассандра Поттер – вот только несколько имен. Бен утверждал, что доктор не чурался и мужчин, но лично я думаю, что в этом отношении Форман был таким же допотопным, как Олд-стрит
[160]. Не говоря уж о его многочисленных любовных романах – с Энн Янг, Эйвис Аллен и Джейн Бэйкер. А дамы всё шли да шли. Имени Эмилии Бассано в списке не было, но это ничего не значит.
– И с чем они к нему обращались?
Как все женщины – с беременностями, ложными беременностями, за помощью при родах, при задержках, для предотвращения выкидыша, чтобы сделать аборт. Он прославился своей черной магией, гороскопами и спиритизмом. Он был нашим лондонским Фаустом. Поговаривали, что он знал все обо всем под солнцем, включая само солнце, а чего не знал, о том догадывался, и иногда его догадки были провидческими. Я подумал: человек, который вальсировал с черной смертью и переспал с третью Лондона, должен же был когда-то заразиться сифилисом. Стоило спросить его совета. Он был жив-здоров и процветал в Ламбете, чуть выше по Темзе от того места, где жил я. Мне нечего было терять.
– Кроме своей репутации, Уилл?
Ну да, я знал, что он вел записи о своих посетителях в специальной книге и его перо знало больше, чем ангел, записывающий у врат рая. Но я пришел к нему при золотых деньгах и объявил, что готов заплатить не только за лечение, но и за конфиденциальность, имея в виду его тайное досье: Перо не проболтается бумаге, и т. д. и т. п. Он сказал, что обожает мои пьесы, видел их в театре и окажет мне уважение как один правдоискатель другому. Мне был симпатичен этот рыжеволосый коротышка с курчавой бородой и веснушчатым лицом, который смотрел мне прямо в глаза поверх стопок справочников, историй болезней, между покосившимися башнями коробочек с пилюлями и висящими чучелами животных с блестящими глазами, которые умели хранить тайну. Вся обстановка действовала на меня успокаивающе. Не внешние атрибуты: астрономические карты на стенах, рог единорога, приятное благоухание лекарств, книги авторитетных авторов на полках – Гиппократ, Гален и другие гиганты медицинской мысли, – а что-то в самом человеке. Возможно потому, что он заговорил о моих пьесах. Он знал, как расположить к себе пациента, и не успел я оглянуться, как почувствовал себя легко и непринужденно, и мы разговорились о наших ремеслах. Я с наслаждением внимал его рассказам о болезнях его пациентов – без разглашения имен.
Одной даме кровь ударяет в голову, у другой рак груди, третья страдает меланхолией и метеоризмом. Они толпились на его пороге с бесконечными вопросами: что случилось с моим мужем, отбывшим за границу на «Белом льве»? что значит сон о лебедях? беременна ли я? меня отравили? выношу ли я ребенка? потерпит ли корабль неудачу? мой сын – подкидыш? неужто я родилась под несчастливой звездой? продавать ли нам дом? остаться в Лондоне или уезжать жить в деревню? как бороться с демоном самоубийства, который предлагает нож, веревку или воду? помогите отыскать зарытый клад, найти потерявшуюся собаку, сучку с шестью серебряными колечками на зелено-голубом бархатном ошейнике. Любознательные посетители толпились в приемной занятного карлика, который вещал, прорицал, находил, ставил диагнозы и иногда излечивал. Помнится, Ричард Филд наведался к нему, когда проглотил португальскую монету, но если бы он позволил природе пойти своим путем, он мог бы оставить ее себе, вместо того чтобы потратиться на Формана. Маунтджой консультировался с ним, спала ли его жена с другими, – и Форману не нужно было обладать особой проницательностью, чтобы ответить на этот вопрос. Я до сих пор спрашиваю себя, имел ли Форман Эмилию. В то время меня это уже не волновало, но казалось вполне вероятным, принимая во внимание характер доктора и натуру его пациентки.
– …Но большей частью, – продолжал он, – это обычные, скучные мелочи, с которыми ежедневно приходится иметь дело любому доктору: не могу уснуть – не могу проснуться, нет аппетита – страдаю от обжорства, у меня запор – у меня понос, не встает —…
– Не опускается?
На это жаловались немногие мужчины. Чаще их жены.
Я слегка улыбнулся, внезапно вспомнив о цели своего визита, и он это почувствовал.
– А теперь, господин Шекспир, давайте посмотрим, как можно излечить ваш люэс.
Я еще ни слова не сказал о своей болезни, но совсем не удивился, что он догадался сам.
Начался опрос: когда? сколько раз? со сколькими шлюхами? как они выглядели? их возраст, пожалуйста, адреса публичных домов? мочился ли я с силой после акта? (в лучших домах терпимости, Фрэнсис, под каждой кроватью было два горшка, чтобы клиенты, помочившись сразу после секса, выплеснули из себя заразу). И кстати, были ли у меня еще эрекции, за исключением утренних, конечно? не болезненные ли они? другими словами, как поживает мой старый Адам? имеются ли трудности с мочеиспусканием – ну, как будто из вас выходят испанские кинжалы?
Я почувствовал себя гигантским членом, выжженным сифилисом и грехом от мочеиспускательного канала и до мошонки, а все другие части меня – руки, ноги и голова – будто бы просто не существовали. Тебе знакомо это чувство, Фрэнсис?
– Конечно же, нет!
Все твое тело и существо сведено к одной больной части твоей анатомии, и ты теперь объект беспристрастного и полного анализа того, кто многое повидал на своем веку.
– Я могу вставить вам тоненькую трубочку, господин Шекспир. Вкрадчивое, успокаивающее оглашение пытки казалось нереальным. Это сон?
– Со времен Армады некоторые из моих коллег используют тонкий стебелек петрушки или просвирника, но, если он сломается, это причинит пациенту существенные неудобства. Я лично предпочитаю свинец. Мучительно, конечно, но не более, чем сифилитическое сжатие во время непроизвольного возбуждения или при мочеиспускании. Ну и сужение канала может в конце концов привести к смерти.
Смерть, смерть, смерть, смерть, смерть.
– Дайте-ка я вас обследую.
Сладкоголосый господин Шекспир, английский Овидий, златоуст Меликерт, звезда сцены и гений «Глобуса», снимает бриджи и ложится на стол. Выдающийся врач, доктор Саймон Форман, наклоняется и, поджав губы, вглядывается в моего Джона Томаса. Он потянулся было к записной книжке, но при одном ее виде Уилл протестующе замахал руками.
– Ах да, конечно, никаких записей, я совсем забыл. Ну да ладно, не суть важно. Уверяю вас, ваша болезнь далеко не смертельна. Мне кажется, друг мой, что вы слишком чувствительны. Я предлагаю свинцовую трубочку, а для профилактики – окуривание ртутью.
