Придя домой и стянув перчатки, я тупо уставился на свою правую руку – золотого кольца-печатки не было. Оно соскользнуло с моего тощего бледного пальца, когда я снял перчатки, чтобы помочиться. «В. Ш.» лежал где-то под снегом на холоде, как очень скоро будет лежать его хозяин. Потеряв Джудит, сестру Хамнета, я меньше чем за час потерял еще и свой герб – двойной удар. Я почувствовал опустошенность, хотя знал, что дни старого Уилла все равно сочтены. Если вернуться прямо сейчас, то рядом с предательской желтой дырой в снегу еще удастся найти кольцо. Я подошел к двери и выглянул наружу. Я устал и дышал, как кит. Стремительно сгущалась тьма. Пока я стоял в нерешительности, снова закружились снежинки. За несколько секунд они укрыли меня, как саван. Я захлопнул дверь и, слегка дрожа, сел во главе пустого стола. Я не мог понять, дрожал ли я от холода или меня знобило. Я знал лишь одно – дочь моя вышла замуж за осла.
Вскоре после свадьбы он переехал с ней в другую таверну с подходящим названием «Клетка». Надо было его там захлопнуть и выбросить ключи. На недействительном свадебном контракте едва высохли чернила, как над нашими головами разразилась буря посильнее – раскрылись его шашни с Маргарет Вилар. Семейство Виларов было из низов, даже ниже, чем Квини и Лэйны, – матерщинники, богохульники, развратники и клеветники. И с такой братией водил дружбу Квини, пока ухлестывал за моей дочерью. Только пару недель назад бабенка из этой компашки, Маргарет Вилар, умерла в родах. Ее похоронили вместе с мертворожденным ребенком. За секунду до смерти она прошептала имя отца несчастного красного недоразумения, которое превратило роды в постель позора и в смертное ложе.
– Отцом был Томас Квини?
Кто же еще? И завтра он должен явиться перед церковным судом.
– Без сомнения, вынесенное решение будет incontinentia cum quadam
[173] Маргарет Вилар.
И несомненно, он прилюдно признает, что имел сношения с указанной женщиной.
– Fassus est se carnalem copulacionem habuisse cum dicta
[174] Вилар. Адвокатская латынь сообщает достоинство происшедшему. Да, он владел ею. Но если выразиться менее формально, он трепался с нею в то же время, что и с моей Джудит, – был незаконно близок с двумя женщинами в одно и то же время. Теперь он женат на младшей из них – по утверждению епископа Вустерского, не совсем законно, – а другая женщина и внебрачный плод похоти Квини лежат в могиле. Как на все это посмотрит непредвзятый духовный суд? Хотя все это мелочи в сравнении с его виной. Завтра Квини поплатится за свой грех на суде церкви.
– Какой позор!
Ему присудят публичное покаяние: три воскресенья подряд он будет стоять в церкви, облаченный в белую простыню, а проповедник будет бесчестить его (и мою бедную Джудит!) перед всем приходом, что безмерно порадует здешних пуритан. Вся в папочку, вышла замуж за такую сволочь! Мерзкий актеришко получил в зятья того, кого заслуживает, несмотря на роскошный дом, Нью-Плэйс, и свое лондонское важничанье. Мне отмщение, как сказал Господь… И пусть не обманывается, Бога не проведешь. Короче, нетрудно представить, что они скажут.
– А можно что-нибудь сделать? Может, воспользоваться связями?
Я обо всем позаботился, переговорил с викарием и изрядно потратился на крупную партию кларета, чтобы смочить его глотку во время моих с ним обстоятельных бесед, да еще несколько бутылок, которые он прихватил с собой, чтобы тщательно обдумать окончательное решение. Даже умирая, я позаботился и спас Квини: он выплатил пять шиллингов штрафа на нужды приходской бедноты и понесет частное покаяние в Бишопсгейтской часовне, которая принадлежит стрэтфордскому приходу, но не имеет собственной церкви и расположена вдали от людских глаз. Таким образом, мы избежим унижения троекратного публичного выставления в белых одеждах под удовлетворенное перешептывание в стенах Святой Троицы.
– Уилл, ты гений.
– Dismissus
[175]. Квини все сойдет с рук, и хотя он не избежит закона, по крайней мере, он не испытает в полном объеме гнева Церкви.
Но не моего гнева, Фрэнсис, не моего!
– Это мы ему обеспечили, черными канцелярскими чернилами на белом листе бумаге.
У меня никогда не возникало сомнений по поводу того, что заставило Квини так страстно возжелать несчастную дочку Шекспира – не любовь и даже не похоть, а откровенный поиск выгоды и жажда наживы. Ему не хватало денег, и, попивая пивко со стрэтфордскими пьянчужками, он, должно быть, решил жениться на моей единственной незамужней дочери. Шекспировская сучка засиделась в девках, а ведь она, поди, получит больше чем фунт-другой, когда старик отец наконец-то скопытится и оставит ей все свои лондонские заработки. Легче простого прочесть мысли Квини. И он сильно перетрусил, когда обрюхатил Маргарет Вилар. Ему позарез нужно было жениться на Джудит до приближающегося рождения ублюдка. Отсюда спешка и незаконная лицензия. Он набедокурил и подумал, что, если он не успеет жениться на Джудит, его могут заставить жениться на Маргарет или что я откажусь признать его зятем, что означало бы большие денежные потери для него в завещании будущего тестя, когда тот умрет. Все в Стрэтфорде знают, что я умираю, а Квини так хотелось поучаствовать в дележе добычи.
Не удастся! Удачно женившись, он будет присутствовать при дележе, но не участвовать в нем. Я сам все поделил.
– Что! Крыса там? Мертва, червонец об заклад!
Мне нужно наказать его и, к сожалению, Джудит тоже, чтобы не дать его блудливым и вороватым рукам прикоснуться к моим деньгам, заработанным адским трудом.
Что еще добавить? Все есть, как есть, ничего не изменишь. Сюзанна сделала прекрасную партию, Джудит – несчастливую, и это отразилось на их жизни. Сюзанна – сильная, умная, веселая и живая, Джудит – хмурая туча, печальная и задумчивая, сестра-близнец, потерявшая брата-близнеца, всегда неполная, постоянное напоминание о бедном мертвом мальчике, несчастная потерянная девочка, Утрата, напоминание о том, что было, а не о том, что есть или еще может быть.
Ей хотелось любви, ей хотелось выйти замуж, и в ухажерах недостатка не было. Не было недостатка в молодых людях, которые с надеждой в сердце стучались в нашу дверь, – но исход был всегда один и тот же. Кто давал им от ворот поворот? Отец, которому страстно хотелось издалека уберечь ее от недостойных поклонников, отец, который должен был приехать из Лондона, чтобы дать свое благословение, но либо не появлялся вовсе, либо запаздывал. Он уже отдал тьме одного из близнецов и боялся отдать какому-нибудь незнакомцу и второго. Он слишком сильно хотел защитить ее от всевозможных опасностей: предательства невинности и красоты, от неверности в любви, о которой он знал больше, чем многие другие. Но в конечном итоге он так трепетно о ней заботился, что сам ее предал. Такая отцовская любовь редко приносит счастье детям, особенно когда на пути стоит другой ребенок, мертвый или живой. Она жила в лучах слишком яркого солнца. Когда умер мальчик, я стал любить ее не меньше, а в два раза больше, чем раньше. Слишком сильно. Женихи убирались восвояси, женились и взрослели. А Джудит осталась несорванным цветком и чуть не превратилась в матрону. И тут откуда ни возьмись ее последняя надежда – очаровавший ее Квини, которому не понадобилось много усилий.
