– Господин Шекспир? – произнес посетитель. – Я представляю даму, чье имя вы в скором времени узнаете, а кроме нее сэра Уильяма Сесила (он же лорд Бергли), лорда-канцлера королевства, и, таким образом, саму ее величество королеву. Вы не могли бы уделить мне немного внимания?
Я слушал его внимательно. Внутри у меня все сжалось. То, что он принадлежал к благородному сословию, я понял еще до того, как заметил унизанные кольцами пальцы, а также воротник и кружевные манжеты, расшитые жемчугом, но его слова заставили меня заволноваться. Мой посетитель улыбнулся и твердо положил мне руку на плечо, то ли желая меня успокоить, то ли приказывая присесть. На нем были очень дорогие перчатки.
– Не стоит так тревожиться. Просто выслушайте меня, Уилл. Можно мне вас так величать? Видите ли, дело совсем простое. Я знаком с одним молодым человеком, который в настоящий момент чувствует себя нерасположенным жениться. Само собой разумеется, девятнадцатилетний мужчина не желает стеснять себя узами священного брака. Естественно и то, что до того, как он остепенится и войдет в управление своими поместьями, ему хотелось бы пожить для себя. Ведь всем известно, что, несмотря на свои безусловные преимущества, священный брак все же имеет некоторые недостатки. Но в данном случае речь идет о молодом Генри Ризли (третьем графе Саутгемптонском и бароне Титчфилдском). Его отец умер двенадцать лет назад, и, пока молодой Генри не исполнит свой долг и не произведет на свет наследника, четвертого графа не предвидится. А юридически это возможно только в законном браке. Как понимаете, незаконнорожденные не в счет.
– Но, позвольте, какое это имеет отношение ко мне?
– Я вижу, господин Шекспир, вы внимательно меня слушаете, а посему позвольте мне объяснить…
Вот так все и началось.
Так в мою жизнь вошел, подобно чуме, ворвавшейся в Лондон, Генри Ризли: по-женски красивый, самовлюбленный, честолюбивый, известный и богатый, баснословно богатый – в недалеком будущем, когда вступит в наследование. Парень без красотки – Генри Ризли.
Мне послышалось, что придворный посланец произносил его фамилию «Рислей», с пренебрежением подчеркивая свистящий звук, хотя носитель этого имени склонен был произносить его «Расли» – предпочтение, которое, вероятно, выдавало его тщеславие. А для поэта, зачарованного игрой слов и звуков, это было удачной поэтической находкой: «чтоб роза красоты цвела из года в год».
– Ты зашифровал его имя!
Мой юный Гарри и в самом деле был красив, как роза.
Его грубоватый подростковый юмор придавал ему особое очарование. Он пообещал, что мне больше не придется расшаркиваться и кланяться никому, кроме него, и что я больше не буду нуждаться в деньгах, и, несмотря на шутливый тон, в этом он был серьезен и сдержал свое слово.
Сам себя он называл «Генрих Третий».
– Насколько он был тебя младше?
На десять лет, он был 73-го года. У его отца были две опасные наклонности: католичество и гомосексуализм, он отсидел в тюрьме за участие в восстании 69-го года аристократов-католиков из северных графств и умер молодым при загадочных обстоятельствах. Возможно, не таких уж и загадочных, учитывая, что он когда-то помогал Кампиону. Он завещал огромную сумму денег некоему Томасу Димоку, простому слуге (злые языки болтали, что он прислуживал своему хозяину весьма определенным способом).
– Вот и я о том же – ни в коем случае нельзя вносить в завещание слуг!
После смерти отца жизнь маленького Гарри круто изменилась. Его взял на попечение Бергли, а он ничего не делал просто так.
– Бедняжка Генри!
Бедный богатый мальчик. В восемь лет он остался без отца, в двенадцать поступил в колледж, закончил его в шестнадцать. Бергли отдал его учиться в Кембридж, в тот же колледж Святого Иоанна, где когда-то учился сам. Колледж кишел стихотворцами и мужеложцами. Оттуда он прямиком направился завершать образование в Грейс-Инн, где в то время преподавал Фрэнсис Бэкон. Генри изучал юриспруденцию. Предполагалось, что по окончании Грейс-Инн он немедленно женится: так сказать, быстро зашагает к жертвенному алтарю.
– Из Бергли мог бы получиться неплохой палач.
Он им и был. Естественно, он мечтал, чтобы Генри женился на его внучке, леди Элизабет де Вер. Ее мать, любимая дочь Бергли, рано умерла, а отец, своенравный Эдвард де Вер (семнадцатый граф Оксфордский), пустил по миру свои имения и промотал состояние. Брак с Саутгемптоном должен был стать ее утешительным призом. Внучка Бергли, леди Элизабет, была не какой-нибудь молоденькой придворной шлюшкой, которую можно было прижать к обитой гобеленом стене. Де Веры считали, что Саутгемптон должен был быть им признателен.
– А что он?
Никакой признательности у него и в помине не было. Бергли спланировал окрутить своего подопечного, как только тому исполнится семнадцать лет, а невесте пятнадцать. Мать Гарри была вне себя от радости: ведь ее сын породнится с семьей самого влиятельного в стране государственного деятеля. Вдобавок Саутгемптонам во что бы то ни стало нужно было обеспечить продолжение рода. Никаких сомнений не было: необходимо было родить четвертого графа Саутгемптона. Молодая кобылка поджидала молодого жеребца, а пока их обоих холили в конюшнях Бергли.
– Вероятно, отказ жениться дорого ему стоил.
Расплата была жестокой. Когда неблагодарный мальчишка заявил, что он не хочет жениться, по крайней мере пока, Бергли вышел из себя. Гарри нужно было время подумать – хотя бы год, а покуда он раздумывал, он намерен был радоваться жизни.
– Законное желание.
Законное, ведь у него фактически не было детства: он учился с трех лет, включая пять лет в университете, и прямо из колледжа – да в семейную жизнь?
– К черту женитьбу! Она для дураков.
Он хотел быть военным и шагать победным маршем за своим кумиром и идеалом мужества – отважным Робертом Деверё…
– Это который граф Эссекс?
Сам Эссекс сделал блестящую партию, женившись на вдове сэра Филиппа Сидни, погибшего за четыре года до этого на полях сражений у Зютфена. Сэр Сидни олицетворял цвет английского рыцарства, увековеченный в военной славе и венке сонетов. Он завещал Эссексу свою саблю и супругу.
Эссекс отбыл во Францию во главе нормандской экспедиции в возрасте всего лишь двадцати четырех лет. Но стареющая королева Елизавета убедила Гарри остаться при дворе. Он не посмел ослушаться.
– Что до надежд в Нормандию поехать – эти планы нам положительно не по душе, и я прошу, раздумай и останься пред нами, здесь, под лаской наших глаз.
– Сударыня, всецело повинуюсь.
– Вот кроткий, подобающий ответ.
Его хандра рассеялась, хмурое выражение сошло с его лица.
– Но все же не разрешила уехать с Эссексом.
Когда она завела речь о его наследнике, он снова сдвинул брови.
– Нам не нужно, сударь, чтобы ваши семена просыпались в Нормандии. Интересы рода Саутгемптонов должны для вас быть превыше всего.
