Размышление: что, если я не смогу больше двигаться? Найдется ли у кого-то из моих детей для меня время? Наверное, нелепая мысль, когда родители от своих отпрысков ожидают благодарности.
Новая мусорная яма. Мы откопали её между кустами бузины у западного фронтона дома. При этом мы наткнулись лопатой на ржавый ствол пистолета; «Люгер Р-08» с последней войны. Собственно, куда только не ступал сапог немецкого солдата? Кто мог бросить сюда пистолет? Дезертир? Уносящий ноги от Красной Армии, как когда-то это делал я, бросив оружие в озеро под Цербстом?
Мой сын рассматривает пистолет с обычным любопытством.
Позже: Тимм отчистил ржавчину с пистолета и прошелся по нему зеленой эмалевой краской.
«Для нашего музея на стене дома».
Здесь уже висят: подковы, лемех, борона, цепи, тяговые крюки, вилка для уборки свеклы.
«И снова запустили космический корабль».
«Если я не сижу в нём, то мне это не интересно».
Позже: «А когда, собственно, в первый раз туда поднялись?»
«В октябре пятьдесят седьмого».
«А Гагарин?»
«В апреле шестьдесят первого; я как раз был в Москве».
«Даже представить себе невозможно, что это такое невесомость».
ВОСПОМИНАНИЯ
После балетного спектакля в Большом театре мы отправляемся со знакомым в отель «ЛЕНИНГРАД». Распив бутылку вина, мы около полуночи уже забираем наши пальто из гардероба, когда рядом с нами встают два москвича. Один спрашивает: «Немцы? ГДР?»
Мы киваем.
Мужчины приглашают нас ехать с ними на квартиру. В такси мы узнаем, что Алёша всесоюзный чемпион по боксу и что Николай работает инженером на машиностроительном заводе.
Мы у цели – это старый дом на юге Москвы. Внезапно водитель такси кричит: «Слушайте, товарищи, слушайте!» Он включает радио громче. Мы ни с места. На полуночной улице, в напряжении, внимаем сообщению о старте «Восток 1» с Гагариным на борту.
При выходе из машины я оступаюсь, оседаю на колено и слышу рядом с собой радостный крик. Алёша хлопает меня по плечу. Мы сидим до пяти утра, приветливая бабушка Алёши угощает нас водкой, хлебом, фруктами и яичницей.
И всякий раз, когда я хватаюсь за свое болевшее теперь плечо, компания смеется, и хозяин дома каркает: «Не так уж плохо: ты – вниз, зато Гагарин – вверх».
* * *
Тимм ставит на стол большой горшок с альпийской фиалкой и коробку шоколадных конфет.
«Собираешься на день рождения?»
«Нет».
Мальчик улыбается и укоризненно кивает.
«Завтра приедет мама».
«Ага».
«Завтра…»
Я почти забыл про день рождения Г., так же, как и про женский день.
Тимм позже: с письмом. «Я тоже кое-что забыл».
Я читаю. Мальчик стоит рядом.
«Ну, что скажешь теперь?»
«Радуйся!» – отвечаю я и облегчённо возвращаю ему письмо с известием, что у девчонки не будет ребёнка.
Площадь в центре деревни. Молочная лавка. Перед ней скудная дюжина молодых людей. Они противники одинаковости, при этом все выглядят одинаково. Все как один в джинсах. Все как один на мопедах. Все как один в растоптанных коричневых «автостопщиках» на ногах.
Как будто это выжжено во мне: «Адольф Гитлер родился двадцатого апреля 1898 в Браунау на Инне…» Эту фразу мне ежегодно напоминает лист календаря, когда показывает эту дату.
В третий раз иду к председателю кооператива с просьбой очистить отстойник. Сколько раболепного выклянчивания. Сколько времени ушло для маленького, но все же такого важного дела в жизни.
После дней серо-седого неба наконец-то вернулось солнце. Я бросаюсь на поляну, протискиваюсь носом между молодыми стеблями, нюхаю, валяюсь. Если бы трава была съедобной, сегодня я ел бы её.
Тимм открывает рюкзак, ставит на стол выточенный деревянный подсвечник.
«Я сделал это в обеденный перерыв».
«А чем ты еще занимаешься?»
«Изготавливаю лестницы, каждый день изготавливаю лестницы; скучно до рвоты».
Однообразие работы – с этим ежедневно приходится справляться миллионам на конвейерах, в цехах, универмагах, вычислительных центрах. Возникает вопрос, в какой мере школа к этому подготавливает?
Не слишком ли благополучным мы представляем мир нашим детям? Как искусно и неумело консультируют учителя? Могут ли они учитывать способности и желания? Как часто ошибаются претенденты в своих способностях? В чем нуждается народное хозяйство? Какую роль играет желание родителей?
И разве не используют родители свои связи, когда отдают ребёнка учиться туда, куда он не проходит по среднему баллу?
В каждом ли случае персональная оценка ставится выше среднего значения?
Я считаю баллы устаревшими. Они для учителя – удобные костыли для аттестации учеников. Они способствуют развитию карьеризма, являясь лишь полуправдой об ученике. Когда в аттестате стоят одни цифры, из какого-нибудь угла ухмыляется ложь. Никогда не бывает так, чтобы ученик был хорош по всем предметам, никогда.
«Куда ты?»
«Выкладывать стену».
«Ты – и выкладывать стену? У кого?»
«А, есть один тип, который строит дом».
«А сколько он платит?»
«Двенадцать марок в час; запахло деньгами».
Не продиктовано ли жесткое мнение сына о работе в цехе его нежеланием и ленью?
«Я не для того живу при социализме, чтоб надрываться, как при капитализме». «Надрываешься, надрываешься, а потом двенадцать лет ждешь машину».
«Бьешься, бьешься, и тогда, в конце концов, у тебя в руке пара монет».
Всегда ли у молодых людей такое несознательное отношение к труду?
Поздним вечером немного подвыпивший Тимм приходит со стройки.
«У мужика, прикинь, у него есть всё: цемент, известь, прочный клинкер, самый лучший кафель. И окна – я такого ещё не видел».
«И откуда он всё это заполучил?»
«Связи; западные денежки, благодаря которым каждый может иметь перспективу».
Позже: «Справился отлично. И можно увидеть, как надежно сработано. Халтуры там нет».
ВОСПОМИНАНИЯ
Осень сорок первого. Время обучения в усадьбе. Посеяли рядами рожь. Я получил задание идти за рядовой сеялкой и с помощью легкой бороны сеять зерно. Большая сеялка шириной ровно пять метров, моя тоже. Я направляю свою упряжку бежать по следам копыт большой сеялки и упускаю из вида, что следы колес сеялки тоже нужно бороновать.
