К тысяча девятьсот пятому году ученые вовсю изучали эндокринные железы: гипофиз, щитовидную, шишковидную, паращитовидные, вилочковую, поджелудочную, яички, яичники и надпочечники. Эти железы представляют собой маленькие капсулы ткани. Самая большая из них – поджелудочная – весит около восьмидесяти граммов. Шишковидная железа – не больше крупинки риса. Эндокринные железы производят вещества-медиаторы, несущие информацию всем клеткам организма, управляя всеми процессами. Им подчиняются процессы пищеварения, скорость сердцебиения, они управляют защитой организма от болезней и велят грустить, они командуют организму приступить к половому созреванию и управляют процессом размножения. Всю эту чудесную работу железы делают, создавая вещества под названием гормоны – от греческого глагола ὁρμάω, означающего «возбуждать активность». За свою жизнь женщина выделяет всего граммов пять гормонов, называемых прогестерон и эстроген, но этого количества достаточно, чтобы организовать работу репродуктивной системы и не дать иссякнуть роду человеческому.
Английский физиолог Эрнест Генри Старлинг в тысяча девятьсот пятом году в журнале «Ланцет» первым высказал предположение, что можно, меняя уровень гормонов, «полностью взять под контроль работу человеческого организма». Вскоре после этого ученые (и мошенники) начали пересаживать мужчинам яички обезьян и других животных, обещая омоложение во всех аспектах. В двадцатых годах в Канзасе доктор Джон Р. Бринкли давал на радио рекламу, хвастаясь, что может вернуть старикам мужественность, пересадив им гонады козла. Один несомненный результат у этой процедуры был: она сделала Бринкли очень богатым, хоть и ненадолго. К этому времени вполне респектабельные физиологи и химики научились извлекать гормоны из желез животных, а также из желчи и мочи. Извлеченные гормоны пытались использовать для компенсации гормональной недостаточности у человека. Например, при диабете поджелудочная железа не может произвести достаточно инсулина – он нужен организму для регулировки количества глюкозы в крови. Диабет почти всегда приводил к смерти, пока в двадцатых годах двадцатого века не выяснили, что он успешно лечится инъекциями инсулина. Далее последовала великая гонка за новыми открытиями: как можно использовать для помощи организму другие гормоны.
Еще тридцать лет пройдет, прежде чем Грегори Пинкусу придет в голову идея контролировать оплодотворение с помощью гормонов. Но он был не первым. В двадцать первом году один австрийский гинеколог удалил яичники у беременных крольчих и морских свинок и пересадил их небеременным самкам. Эти самки стали временно стерильными. Гинеколог, который провел эксперимент, отметил, что тот же эффект мог бы наблюдаться и у женщин, но проверять не стал. В тысяча девятьсот тридцать седьмом году трое ученых Пенсильванского университета применили прогестерон в целях контрацепции и обнаружили, что гормон остановил овуляцию у крольчих. И опять никто не осмелился испытывать его на людях. Слишком неоднозначно было отношение к исследованиям контрацепции. Для многих инстанций они были противозаконны. Как результат, на них не выделялись деньги. Вторая мировая война тоже им не способствовала. Трудно было отстаивать важность планирования семьи, когда матери теряли сыновей, а от молодых и здоровых ученых требовалось то же, что и от любого молодого и здорового человека: участие в войне за демократию.
И ученые участвовали. Физики работали над атомной бомбой. Химики – над высокооктановым топливом для увеличения скорости истребителей. Биологи разрабатывали гормональную терапию для снятия стресса у солдат на передовой.
Но в послевоенные годы многие мировые лидеры начали беспокоиться из-за перенаселения. Население росло слишком стремительно, и возникла опасность, что ресурсы планеты закончатся, если ничего не предпринять. Быстро распространятся бедность и голод, какие-то страны в борьбе за ресурсы могут снова начать войну.
В сорок восьмом году эколог Уильям Фогт перед вступлением в должность директора «Планирования семьи» опубликовал книгу «Дорога к выживанию» – предупреждение, что цивилизация может рухнуть, если ничего не сделать для сдерживания взрыва роста населения. «В таких местах, как Пуэрто-Рико, где три четверти домов без водопровода, современные методы контрацепции вряд ли могут принести результат», – писал Фогт.
Индийцы с их доходом в девятнадцать долларов в год не могут себе позволить средства предохранения. Дешевый, надежный и простой в использовании метод для женщин был бы незаменим. Если бы Соединенные Штаты потратили два миллиарда долларов на разработку такого контрацептива вместо атомной бомбы, это был бы куда больший вклад в нашу национальную безопасность и образец всему миру для подражания.
Вторая мировая война частично дестигматизировала средства предохранения, но иным путем: армия США потратила миллионы долларов, снабжая солдат латексными презервативами с целью сократить распространение венерических заболеваний, а американских солдат часто призывали воспринимать пребывание в Европе как великолепное эротическое приключение, накачивая их «цунами мужской похоти», как назвала это впоследствии историк Мэри-Луиз Робертс. Многие возвращались в Америку с намерением продолжать развлекаться – с женами, подружками, проститутками или со всеми вышеперечисленными в разных комбинациях. К пятидесятым годам американцы тратили около двухсот миллионов долларов в год на средства предохранения, в основном на презервативы. Подавляющее большинство врачей одобряло контрацепцию ради блага семьи, но многие боялись высказывать это публично.
В Америке начала пятидесятых с виду было спокойно. Дети носили шапки Дэви Крокетта
[28] в подражание телевизионному актеру Фессу Паркеру. Мужчины расхаживали в шортах-бермудах и пили коктейли (чаще всего смешанные в хайболах их женами в фартучках). Поп-музыка все еще была медленной и сладкой, хотя молодые музыканты вроде Элвиса Пресли начинали экспериментировать с сексуальными танцдвижениями и пульсирующим битом ритм-энд-блюза. Инфляция была низкой. Словам политиков в самом деле верили. Новые федеральные автомагистрали позволяли ездить так быстро, как еще не бывало. Угрозы демократии удалось ликвидировать, и мировые лидеры могли позволить себе роскошь обратиться к долгосрочным проектам вроде борьбы с перенаселением. Но в почве этого безмятежного ландшафта созревали семена бунта. Мужчины возвращались с войны и должны были осознать, что они уже не доблестные воины, творцы истории, – надо усердно работать, стричь газоны и чистить водостоки. Количество свадеб выросло до небес. А женщины, чьи мужья вернулись из-за моря, но теперь целыми днями пропадали на работе, иногда начинали скучать дома. Война им показала, что они способны на большее, чем просто вести домашнее хозяйство, но для женщин стало гораздо меньше рабочих мест. Так что, им теперь все время гладить рубашки, протирать жалюзи и готовить ужин? Неужели ничего иного не сулила им жизнь? Эта скука, это разочарование в конце концов стали топливом для борьбы за освобождение женщин, но сначала они сделали свой вклад в совсем иное общественное движение. В пятидесятых годах двадцатого века в Америке родилось 3,6 миллиона детей, а за предыдущее десятилетие – 2,6 миллиона. Медианный возраст вступления в брак в пятидесятых был 20,1, а медианный возраст, в котором женщина рожала первого ребенка, – 21,4. Рождаемость росла во всех расовых, этнических и религиозных группы в стране.
