• • •
С самого тридцатого года, когда он изучал оплодотворениеin vitro, Пинкус не был так близок к открытию, способному коренным образом изменить жизнь людей. И хотя общественный резонанс по поводу контроля рождаемости вряд ли мог сравниться с резонансом по поводу вакцины от полиомиелита, растущая озабоченность ростом населения придавала легитимность работе тех, кто изучал репродукцию человека.
«Если имеющееся соотношение числа рождений и смертей сохранится, то за следующие семьдесят лет мировое население удвоится и достигнет пяти миллиардов», – предостерегала статья в «Юнайтед Пресс», и эта оценка оказалась консервативной. Кампании за контроль рождаемости и узаконивание абортов уменьшали прирост людей в отдельных богатых странах, но население стран Азии и Латинской Америки по-прежнему росло как на дрожжах. В то же время пенициллин и другие медицинские новшества позволяли продлевать людям жизнь.
В пятьдесят четвертом году в Риме была проведена Первая всемирная конференция ООН по народонаселению, на которую «приехали представители почти каждой страны» – как гласили заголовки американской прессы. В США, где земли обильны, а экономика сильна, мало кого волновало перенаселение. Но в Пуэрто-Рико это заботило многих, и говорить об этом начинали и в Штатах, особенно в Нью-Йорке, куда приезжало без счета пуэрториканских иммигрантов. Население Пуэрто-Рико с тысяча девятисотого по тысяча девятьсот пятидесятый год удвоилось, и страна стала одной из наиболее перенаселенных в мире. Остров оказался заселен в двенадцать раз плотнее, чем США, и плотность была бы еще больше, не уезжай столь многие пуэрториканцы в американские города – Чикаго, Филадельфию и особенно Нью-Йорк. В тысяча девятьсот пятидесятом году в Нью-Йорке жило двести сорок шесть тысяч пуэрториканцев. Тремя годами позже их стало триста семьдесят шесть тысяч, и их число продолжало расти. К пятьдесят третьему году почти каждый десятый обитатель Манхэттена был пуэрториканцем. Прибытие в Штаты стольких иммигрантов заставило обратить внимание на проблемы острова, где на площади примерно сто миль в длину и тридцать четыре в ширину жили два миллиона двести сорок пять тысяч жителей. Пуэрториканцы покидали родину ради лучшей работы и лучшей жизни, и перенаселение переставало быть пуэрториканской проблемой и становилось проблемой американской – и предвестником будущего, быть может.
В Пуэрто-Рико, как и во многих других развивающихся странах, число рождений не менялось, а смертей – уменьшалось. Малярию искореняли. Поставки воды налаживались – значит, стало меньше кишечных инфекций. Новые лекарства останавливали распространение туберкулеза. Но улучшение здоровья не влияло на рост экономики. Несмотря на мощные усилия американцев, после войны открывших на острове сотни новых фабрик, каждый шестой пуэрториканец оставался безработным, а индустриализация вызвала приток людей в города, что только усилило скученность. Проблема перенаселения стояла так остро, что восемь с половиной процентов замужних пуэрториканок до пятидесяти лет просили о стерилизации. Нет данных, сколько мужчин прошли вазэктомию, но это число точно было гораздо меньше. Суд иногда предписывал стерилизацию мужчинам, провозглашенным безумными или криминально опасными, но добровольно, с целью предотвращения беременностей на это соглашались немногие. Ответственность за контроль рождаемости падала на женщин, и они предпринимали, что могли. Согласно исследованию пятьдесят второго года, восемьдесят процентов женщин говорили, что идеальное число детей для них – меньше четырех.
«Ничем не лучше, когда детей много», – как сказала одна пуэрториканка.
Бедному человеку не следует заводить больше двоих детей. Богатым можно, потому что у них есть деньги на образование детей, им не надо будет гробиться на работе, как бедным… Богатым легче заботиться о сыновьях, а для бедных их поднимать – огромный труд, и жена бедняка от кучи детей становится больной, потому что ни накормить сама себя не может, ни лекарства купить, если они нужны. Так что хватит двоих.
В Пуэрто-Рико шла социальная революция. Женщины из бедных слоев шли на все, чтобы меньше рожать, понимая, что иначе им из бедности не выбраться. Инвестиции, вложенные в остров после войны, создали больше рабочих мест (преимущественно для мужчин), но на зарплату фабричного рабочего все равно невозможно было содержать семью из десяти человек. В пятьдесят первом – пятьдесят втором годах, когда Пинкус в Вустере начинал исследовать прогестерон, молодой студент-социолог Колумбийского университета Дж. Мэйон Стикос поехал в Пуэрто-Рико опрашивать женщин в рамках работы над своей докторской диссертацией. Некоторых он спрашивал, не потому ли они так быстро заводили детей после замужества, что боялись быть заклейменными machorras – бесплодными. Ответы его удивили. Большинство женщин сказали, что им все равно, а пять из пятидесяти шести добавили, что были бы рады оказаться бесплодными.
«В прежние времена, – сказала одна из них, – женщины стыдились не иметь детей… Сегодняшние женщины готовы жизнью рискнуть, лишь бы избежать беременности».
Некоторые пуэрториканцы рассказали Стикосу, что спят с другими женщинами, лишь бы жена не забеременела, когда детей уже достаточно. «Приходится искать других женщин, – смеялся один. – Самый подходящий метод и самый доступный». Он сказал, что жена его ревновала, но потом он объяснил ей свою логику, «она подумала и согласилась».
Но не все жены были столь покладисты. Одна рассказала Стикосу про собственный способ предохраняться. «Знаете, что я делаю? – спросила она. – Бью его ногами и выталкиваю из постели. Мы из-за этого девять лет ссоримся, он даже убить меня грозился».
Некоторые женщины говорили, что страх беременности портит им удовольствие от секса. «Какое ж тут удовольствие, если я только и думаю, что со мной станет, роди я еще одного?» – спрашивала одна из респонденток. Несколько женщин признались, что нарочно вышли замуж за мужчин, по слухам, бесплодных, потому что не хотели детей. Один-два ребенка – это было бы приемлемо, может, даже три-четыре, но женщины знали, что выбора у них не будет. Выйдя замуж и начав заниматься сексом, они жили в страхе, что родят больше детей, чем смогут вырастить, – это при том, что пуэрториканкам средства предохранения были куда доступнее, чем большинству американок.
В тридцать седьмом году распространение средств контроля рождаемости для медицинских целей было легализовано решением суда, и к пятидесятым по всему острову открылось около ста шестидесяти клиник. Между сорок пятым и пятидесятым годами распространение презервативов увеличилось вдвое, и Стикос обнаружил, что в семидесяти двух процентах семей так или иначе предохранялись. Четыре процента опрошенных им женщин сообщили об одном или более абортах, но Стикос подозревал, что на самом деле абортов было куда больше, просто женщины не хотели это обсуждать, а его интервьюеры не хотели на них давить. Хотя аборты не были разрешены, они так распространились, что в пятидесятых годах Пуэрто-Рико завоевало репутацию места, где можно провести эту процедуру без лишних вопросов. Американкам Пуэрто-Рико было достаточно близко, чтобы не тратить на дорогу много времени, но и достаточно далеко, чтобы сохранить анонимность. Это называлось «выходные в Сан-Хуане»: посещение клиники абортов в пятницу, самолет домой в понедельник. Все мероприятие, вместе с билетами и отелем, обходилось примерно в шестьсот долларов.
