Сын Гидеона Клод, врач, возглавил компанию в тысяча девятьсот девятом году. Но по-настоящему дело выросло под управлением сына Клода, Джона Г. Сёрла. Джек, как все его звали, вошел в бизнес, изучив фармакологию в Мичиганском университете. Вместо того чтобы копировать препараты, уже разработанные другими, Джек Сёрл нанял ученых, чтобы они изобретали новые. Это стало его наиболее важным вкладом. В тридцать четвертом компания имела большой успех со слабительным под названием метамуцил, и к тысяча девятьсот тридцать шестому году продажи выросли до одного миллиона долларов.
Джек Сёрл был невысоким, худощавым, носил очки в металлической оправе. И он, хотя выглядел добропорядочным консерватором со Среднего Запада, любил рисковать и прибыли компании вкладывал в оборудованные по последнему слову науки и техники лаборатории и производственные мощности, поощряя в своих исследователях напористость и побуждая к изобретению новых лекарств. Несомненно, именно поэтому он нанимал людей вроде Пинкуса, азартных игроков, проигрывавших чаще, чем выигрывавших. Джек Сёрл знал, что судьбу компании может изменить всего один продукт. Он видел, как конкурирующая компания «Смит, Кляйн и Френч» удвоила продажи после открытия нового транквилизатора – торазина. Почти половину продаж другого конкурента, «Э. Р. Сквибб и Ко», составляли продукты, созданные в последние пять лет, в том числе нидразид – антибиотик, используемый при лечении туберкулеза. Фармацевтическая промышленность в пятидесятых бурно развивалась, американцы, как никогда прежде, тратились на свое здоровье, и каждый год приносил новую череду так называемых чудо-лекарств. Но ни одна компания в стране не вкладывала в исследования такой процент прибыли, как «Сёрл». Джек Сёрл рассчитывал на крупный выигрыш.
Хотя больших хитов после метамуцила не было, «Сёрл» держался неплохо, продав в пятьдесят пятом году лекарства на двадцать шесть миллионов, из которых шесть составляли чистую прибыль. Стоимость акций росла, а семья пестовала новое поколение руководителей. Это были муж Сью – Уэс Диксон, в январе пятьдесят шестого назначенный первым вице-президентом и отвечавший за зарубежные рынки, двое братьев Сью – Дэн (который станет президентом компании после ухода Джека Сёрла на пенсию) и Билл (впоследствии директор по продажам и маркетингу). Но Сью Диксон, невзирая на ее высшее образование и острый ум, к работе в компании не готовили. Отчасти потому, что приличную часть пятидесятых она провела беременной, но это была не главная причина. Главная же заключалась в том, что она была женщиной, а даже незамужних бездетных женщин редко рассматривали в качестве кандидатов на высокие должности в корпорациях. Сью Диксон это поняла, еще когда выбирала специальность в колледже. Братьям настоятельно посоветовали изучать медицину и бизнес, ей же предложили изучать изящные искусства.
Думала ли она о научной или деловой карьере – учитывая, каков был семейный бизнес?
– Я? – переспросила она. – Женщины не работали.
Даже ее степень по изящным искусствам оказалась не особенно полезна. Она посмотрела на мужа и улыбнулась:
– Я хотела стать великим коммерческим художником, но все это вылетело в трубу, когда появился Уэс Диксон!
Брак и материнство свели ее шансы на карьеру к нулю, но у Сью Диксон тем не менее было преимущество перед многими подругами и ровесницами. Родив первых двух детей, она смогла перед следующей беременностью сделать перерыв – в основном потому, что ее замужество совпало по времени с работой, которую для компании ее отца делал Пинкус.
Джеку Сёрлу нравилось, что размер компании до сих пор позволял руководителю участвовать в работе на всех уровнях. Он доверял своим директорам по исследованиям, Элу Рэймонду и А. С. Уинтеру, но все равно любил сидеть на их совещаниях и задавать вопросы химикам и биологам.
Несмотря на резко различное социальное происхождение – Джон Сёрл вырос в достатке и любил охотиться и играть в гольф, – они с Пинкусом очень хорошо сошлись. Оба отличались спокойствием, уверенностью в себе и решительностью. Как-то в начале клинических испытаний контрацептивов Сёрл взял с собой Уинтера и прилетел в Пуэрто-Рико – встретиться с Пинкусом и Роком и своими глазами посмотреть, как таблетка меняет жизнь пациенток. По словам доктора Гарсии, Сёрл немедленно понял «социологические последствия» таблетки и стал ее поборником. Джек Сёрл жертвовал деньги на контроль рождаемости еще до того, как его компания начала продавать таблетку.
У Сёрла было много причин торопить выход таблетки на рынок. Он опережал конкурентов, что в случае удачи сулило огромные деньги. Он также верил, что этот препарат при всех его недостатках послужит добру и пойдет на благо и женщинам, и всей планете.
Но Сёрл оставался бизнесменом, а бизнесмен должен соблюдать баланс риска и выгоды. О риске напоминали и доктор Райс-Рэй, публично заявившая, что таблетка с такими побочными эффектами не может применяться в массовом порядке, и ученые, утверждавшие, что нужно не меньше пяти лет на проверку, не проявятся ли у здоровых женщин от ежедневного приема таблеток непредвиденные отдаленные последствия, и, разумеется, католическая церковь, которая уже ясно дала понять, что воспротивится любым подобным средствам предохранения.
В итоге Джек Сёрл постановил: действовать – но с осторожностью.
К одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмому году Пинкус готовил по результатам испытаний на людях в Пуэрто-Рико важную научную статью для «Американского журнала акушерства и гинекологии», которая должна была вызвать большее доверие к его работе и приблизить создание таблетки еще на шаг ближе к реальности. Сёрл в этом его поддерживал, но из осторожности посоветовал Пинкусу не упоминать в статье имя его компании.
Глава двадцать седьмая
Рождение таблетки
П осле совещания в Скоки Пинкус и Сёрл снова взялись совершенствовать состав своего препарата, который теперь члены команды называли по-новому – «эновид». Пинкус придумал название попроще: «Таблетка» – именно так, с большой буквы. Звучало так, будто никаких других таблеток на свете не существовало, будто этим словом назывался один-единственный препарат. Никто не говорил «Миксер», или «Пылесос», или «Автомобиль», – миксеров, пылесосов и автомобилей было много и разных, – но под словом «Таблетка» Пинкус и его сотрудники понимали нечто такое, чего не было раньше: не улучшение существующих контрацептивов, а явление радикально нового, именно такого, какой нужен женщинам. Это была Таблетка – та самая Таблетка, которую все ждали, та самая, которая все изменит.
В пятьдесят седьмом году и Пинкус, и Рок были уверены, что таблетка действует и что она безопасна. Они видели две основные задачи: привлечь больше женщин к ее испытаниям и разобраться, можно ли как-то уменьшить серьезность побочных эффектов.
Степень страдания женщин волновала Пинкуса меньше, чем Райс-Рэй. Среди сотрудников, проводивших испытания в Пуэрто-Рико, некоторые приписывали реакции женщин Сан-Хуана «повышенной эмоциональной возбудимости пуэрториканок», и Пинкус продолжал верить – или надеяться, – что многие из побочных эффектов имеют чисто психосоматическую природу. Решив проверить эту теорию, он придумал простой эксперимент. Одной группе женщин он дал эновид с обычными предостережениями о возможном действии. Другой группе он сказал, что дает эновид, а на самом деле скормил плацебо, но при этом точно так же расписал побочные эффекты, как и первой. Женщин второй группы он попросил использовать дополнительные средства защиты, чтобы никто точно не забеременел. Третья группа получила настоящий эновид и никаких предупреждений.
