Короткое сообщение, отправленное Зине. Выяснять, что знает старик — его работа. Все эти форс-мажоры, странные стечения обстоятельств, ошибка заказчика, появление представителя Дома Романовых в доме хозяйки Мушки — все это порядком раздражало, заставляло вносить бесконечные коррективы в план, уточнять его. Более всего его раздражало навязанное прикрытие в виде Лопаты.
Горан уже всерьез подозревал, что Зина направил его не для прикрытия и защиты, а для того, чтобы избавиться от него, Горана.
Мужчина рассчитался с официантом, вышел из кафе.
Поёжившись, он поднял воротник короткого пальто и направился в сторону проспекта.
Глава 13. Сомовы
13 апреля, 19–08
Москва, квартира родителей Стеши
— Что значит «не хочет, чтобы мы вмешивались»? — Татьяна Николаевна, поправив изящные очки-половинки, уставилась на мужа. — Ты об этом так спокойно говоришь, будто дочь вместо булочки возжелала съесть гамбургер.
Она сидела напротив него, ухоженная, уверенная в себе, своей правоте и непогрешимости. Андрей Иванович с тоской вспоминал худющую девчонку, которой он, тогда еще начинающий адвокат, докладывал свои судебные речи — репетировал перед важными заседаниями. А она хмурилась, раздувая ноздри, изображая недовольного прокурора или озадаченного судью. Он давил в себе смех, чмокал ее в макушку и бежал в суд. А потом прибегал домой и первый вопрос — всегда один и тот же: мы победили?
Мы.
Когда же это заветное «мы» превратилось в холодно-отстраненное «ты».
— Ты почему молчишь? — жена сурово уставилась на него. Как когда-то прокуроры после проигранного дела.
— Девочка хочет самостоятельности, не вижу в этом ничего плохого, — уклончиво сообщил он, пытаясь закрыться газетой.
— А я вижу. С какой стати ты стал потакать ей? — она выхватила из рук газету, заставила посмотреть на себя. — Она бросает все: институт, работу, перспективы. Ради чего? Ради мифической свободы? И ты ее в этом решил поддерживать?!
Андрей Иванович тяжело вздохнул. Не думал, что придется становиться адвокатом для собственной дочери в заочном судебном заседании под представительством ее же собственной матери.
— Поддерживаю. Представь.
Татьяна шумно выдохнула. Золотые очки-половинки некрасиво съехали на кончик носа, она порывисто стянула их, бросила поверх отобранной у мужа периодики.
— Господи. Столько головной боли из-за одной крохотной проблемы, — взмолилась она. — Ну, рассорились с Олегом. Ну, пусть. Хотя он — хороший мальчик, и она была бы с ним счастлива, — бормотала женщина исступленно, не замечая, как посерело лицо мужа. — Но зачем же жизнь себе ломать! Зачем убегать от него? А ты ее прикрываешь в этой несусветной, детской по своей несуразности, глупости.
Андрей откинулся на спинку стула, взглянул на жену.
— Ты не понимаешь ничего или прикидываешься? — спросил тихо.
В кухне повисла неловкая пауза. Тикали часы-ходики, вздыхал под полотенцем чайник. Татьяна смотрела на него округлившимися от ужаса глазами:
— Ты на что намекаешь?
— Я не намекаю. Я прямо говорю. Степанида не от Олега сбежала. А от нас с тобой, — он решительно встал из-за стола. — И правильно сделала.
Он вышел, оставив супругу в одиночестве. Не потому, что доказать ей что-то. Ему самому нужно было это одиночество, как глоток свежего воздуха. Как прыжок с трамплина в воду.
Душа тянулась обнять, защитить неразумное дитя.
Но в груди растекалась гордость: дочь выросла. Она приняла первое самостоятельное решение. Пусть опрометчивое. Пусть — продиктованное отчаяньем и горечью. Но своё.
Единственное, что он может сейчас как ее отец — это защитить его.
Захватив со стола зачетную книжку дочери, он обулся и вышел на лестничную клетку.
* * *
Татьяна Николаевна слышала, как захлопнулась за мужем дверь. Рука потянулась к сотовому. В начале — набрать ему, выяснить, куда направился на ночь глядя.
Пустое.
Союзники у нее по другую сторону баррикад.
Она нашла номер в списке контактов, задумавшись на мгновение, нажала кнопку вызова.
— Алло, Олег. Мне нужно с тобой переговорить.
Молодой человек поздоровался тепло, предложил встретиться. Татьяна отказалась: слишком долго.
— Что ты думаешь делать, лучше мне скажи, — требовательно спросила, вызвав замешательство собеседника. — Ты собираешь ехать в Питер к ней?
Олег напрягся.
— Стеша в Питере? А что она там делает?
— Вот я это у тебя и хотела спросить. Ты же жених. Тебя это напрямую касается.
Разговаривая, она играла брошенными на столе очками, то раскрывая дужки, то складывая их вновь. В голове, как это обычно происходило в её жизни, вырисовывался план действий.
— Она не отвечает на мои звонки. — Отметил сухо Олег. — Успокоится, тогда и поговорим.
Татьяна перешла к главному:
— Я бы хотела, чтобы ты вернул ее из Питера. Это было правильно — забрать ее оттуда после вашей… размолвки.
Олег опешил. В голове мелькали разные фразы, но все они выглядели как отмазки.
— Вы знаете, где она остановилась? — поинтересовался он, пока придумывался ответ.
Татьяна вздохнула, поправила прядь тонких пшеничных волос, изогнула бровь.
— Нет, конечно. Она от нас прячется так же, как от тебя. Но, предполагаю, это не проблема. С твоими-то связями. В конце концом, Питер — это всего лишь город.
Олег нахмурился. Ещё не хватало — обращаться к кому-то за помощью, делиться неловкостью положения, потом быть обязанным.
— Нет, мы сделаем иначе. Сейчас конец апреля, в конце мая Стеше все равно придется возвращаться в Москву, сдавать экзамены и защищать диплом. Не будет же она переводиться из-за одного месяца, — резонно отметил молодой человек. — К тому моменту все уляжется, она успокоится и нам удастся с ней нормально все обсудить. Без истерик и заламывания рук.
Татьяна шумно выдохнула. Некоторые люди уже рождаются стариками. Олег Савельев — как раз такой породы.
— Ты хочешь оставить все как есть? Она ведь расценит, что тебе все равно. Это похоже на признание своей вины.
Савельев ухмыльнулся:
— Это значит только то, что я не готов потакать ее прихотям. И ей, если она хочет быть со мной, с этим придется смириться.
Татьяну словно ушатом ледяной воды окатило.
— Ты так уверен, что она хочет с тобой быть? — проговорила тихо. Глаза прищурились, на их дне поселился ледяной холод.
Молчание в трубке и нервный вздох:
