Савельев не особо сопротивлялся. Балагурил, веселился, никогда ни на что не намекал. Звал Стешу то на концерт модной группы, то просто побродить по городу. Ухаживал не утомительно и довольно мило. Девушку это устраивало: полунамёк на симпатию, лёгкое прикосновение, загадочная полуулыбка.
Ближе к новому году стал всё чаще приглашаться в дом, всё чаще задерживаться у отца в кабинете, всё добродушнее и шутливее волочиться за матерью.
В последнее время он стал смотреть на неё задумчиво и долго. Будто приглядывался.
Стеша под этим взглядом ёжилась и холодела.
Вздрагивала невольно от попыток задержать в руках её ладонь. Под столом прижаться коленом к ноге. Дотронуться «нечаянно» до плеча, локтя… груди. Он ей нравился, Олег Савельев, будущий дипломат. Высокий. Красивый. Сильный. Уверенный в себе. И улыбка у него хорошая. И добрый он. И терпеливый. Это всё головой хорошо понималось. Но сердце с обречённой тоской замирало, едва мелькала в телефоне его аватарка.
И сегодня сердце чувствовало неладное: хрусталь достали неспроста.
Ближе к половине седьмого вечера под потолком зазвенел, переливаясь, звонок, послышался шум: в холле басили и щебетали чужие голоса. Стеша, в узких джинсах и не застёгнутой ещё рубашке, собирала в высокий хвост волосы.
Стук в дверь и одновременное бесцеремонное нажатие на ручку заставили вздрогнуть и судорожно схватиться за пуговицы: в комнату проскользнул Олег. Сегодня особенно начищен, улыбчив и душно обходителен.
— Ты чего тут копаешься? — прошептал, оглядывая её с ног до головы взглядом, от которого хотелось закрыться. Притянул к себе за талию, сорвал поцелуй, не замечая воинственно выставленных вперёд девичьих локтей. Дыхание, горячее и тревожное, заставило сердце замереть. Его руки скользили по напряжённым плечам девушки, по узкой спине, спускались всё ниже…
Стеша нервно выдохнула и рывком отстранилась:
— Не надо.
Он сделал вид, что ничего не заметил. Улыбнулся беззаботно.
— Ты в курсе, мы всем составом к вам пожаловали?
— Так там — твои родители?!
Он усмехнулся:
— Так и я о том. Отправили тебя позвать предстать пред ясны очи.
Стеша почувствовала, как краснеет. И щёки, и уши, и шея, кажется, даже припухли от волнения. Олег хохотнул:
— Брось! Ты их что, боишься?!
— Не в том дело, — она с трудом подбирала слова, никак не могла собраться. — Я не ожидала, что они сегодня придут.
Олег улыбнулся ещё шире, аккуратно, чтобы не помять брюки, присел на подлокотник дивана:
— А причину их прихода тебе рассказать? Или сюрприз хочешь?
Девушка почувствовала, что сердце оборвалось и с размаху ухнуло в ледяной колодец, так плохо ей стало.
— К-какой сюрприз? — она понимала, что выглядит, как последняя идиотка — и так всё ясно. Но неужели вот так, сейчас, при всех, ей придется принимать какое-то решение? Что-то правильное говорить, обещать? Неистово и преданно улыбаться?
Она почувствовала как от ног, к которым упало ее сердце, к голове поднимается волна паники.
Олег понял её замешательство по-своему. Прищурился, оценивающе посмотрел на неё:
— К которому ты совершенно не готова, — по-хозяйски уверенно распахнул дверцы шкафа и вытащил тонкое шёлковое платье, нежно-голубое. — Вот в это переоденься быстренько, — не признающим возражений тоном объявил он и, сунув платье ей в руки, выскользнул из комнаты.
Олег всё обставил с большим пафосом. Бросание на одно колено, прикладывание к руке, влажный взгляд, высокопарные речи — полный голливудский комплект. Кто его надоумил — неизвестно. Но обе маменьки умиленно складывали руки, вздыхали и закатывали глаза.
Уже составлены списки гостей. Выбрано место бракосочетания и свадебного пира. Уже продуманы развлечения и подарки молодым. Мама только изредка поглядывала на Стешу, справлялась, согласна ли она.
Та вначале кивала, выискивая в душе искорку радости и предвкушения счастья, потом перестала. Всё решено без неё. Она — перспективная карта в этой колоде.
Не козырный туз, конечно. Десятка — не больше.
Отец после ухода гостей похлопал по плечу:
— Не трусь, дочь. Олежка хороший парень, перспективный, серьёзный, мотивирован на успех, и к тебе хорошо относится. Вы только с детками повремените, чтоб и у него всё сложилось, и ты не в домохозяйках осталась, с твоей-то головой. Я, кстати, с Василь Геннадьевичем уже всё обсудил — он тебя после института сразу к себе забирает. Завтра к нему съездишь, познакомишься поближе с будущим начальником. И там, — он выразительно изогнул седую бровь, — покажи себя во всей красе — такая работа на дороге не валяется.
Итак. Муж выбран. На работу, считай, пристроена. Дом и дерево — на очереди. С детьми разрешили повременить.
Дорога из жёлтого кирпича упёрлась в ворота Изумрудного города
[2].
* * *
10 апреля, 17 часов 18 минут
Калининград
Горан неторопливо прохаживался вдоль пустынных в этот час улиц. Исторический центр вызывал уныние и ощущение тревоги: заказчик потребовал повторную встречу. Мужчина незаметно посмотрел в витрину супермаркета, автоматически поправил волосы, чернее воронова крыла. Нос с горбинкой и острый взгляд делали его похожим на коршуна. Он был также меток и беспощаден, как благородный охотник. Также зорок и безошибочно точен.
Вот только что опять потребовалось Зине?
Два задания не брал с рук одного и того же хозяина ни один уважающий себя охотник. Да и заказчики предпочитали не встречаться с исполнителями своих нелегальных просьб. Этот мерзавец-Зина намекнул на то, что задание не выполнено.
Горан хищно прищурился, посмотрел на часы. Еще три минуты ждёт и уходит к чертям собачьим, а всем заинтересованным лицам сообщит, что с Зиной связываться не стоит. Пусть попляшет, возвращая свое доброе имя.
Сзади послышались шаги.
Серб резко обернулся, лицом к лицу столкнувшись с заказчиком. Вернее, его посредником. Это был немолодой представительный мужчина, по виду адвокат или финансовый воротила: белоснежный воротничок, аккуратные усики в стиле Эркюля Пуаро, изящная твидовая пара.
Посмотрев мельком на Горана и убедившись, что тот его заметил и узнал, мужчина, не замедляя шаг, прошел дальше, в сторону городского парка. Горан последовал за ним, держась на отдалении.
Зина миновал парк, остановился у разбитого фонтана. Дождался Горана.
— Мой клиент приносит извинения, — начал он вместо приветствия. — Вы передали не тот предмет.
Горан замер, презрительно изогнул бровь:
