— Алло, Алексей Иванович, — она надеялась, что голос не дрожит. — Это Сомова, соседка Ираиды Семёновны Эрхард.
Чернов, судя по гулким звукам шагов и одышке, куда-то торопился.
— Слушаю, — бросил коротко.
Стеша рассказала все, что сообщила вчера Лебедеву, а также о своём утреннем происшествии, разговоре со старшеклассником Борисовым и появлении в квартире Егора ее похищенной утром сумки вместе с записью на зеркале. Она чувствовала, как недоумение на другой стороне сигнала сменилось удивлением, а затем — вниманием. Следователь уже никуда не бежал. Стеша представила, как тот замер посреди широкого коридора или лестницы, вцепился длинными пальцами в поручень.
— Откуда ваши гопники в курсе, где вы живете? Они следили за вами?
Стеша смутилась. О слежке, конечно, можно сказать, но в таком контексте она точно сойдет за экзальтированную штучку.
— Я недавно в городе. Вероятно, в кармане сумки остался записанный мною адрес квартиры Егора. Я ведь в начале там остановилась.
Чернов, кажется, кивнул:
— Возможно. Сумку, надеюсь, не трогали?
— Ничего не трогала, вообще из квартиры вышла, — обиделась Стеша.
— Вот и не трогайте. Сейчас к вам подрулю с криминалистами. И заодно с Ираидой вашей Семеновной побеседую, она все равно собиралась со мной о чем-то важном поговорить, звонила утром.
Стеша нахмурилась:
— Ираида Семеновна в больнице, в реанимации.
Глава 29. Первая жертва
— И чё? — низкорослый Колян с сомнением уставился на скрюченное тело старика. Дорогой серо-коричневый пиджак из плотной ткани валялся у стены, замызганный, в бурых пятнах запёкшейся крови. Парень шумно шмыгнул носом, скривился.
Брат появился неожиданно, раньше, чем они договаривались. В багажнике — вот этот мужик, запястья в скотче, рот перекошен от страха. Лопотал что-то невразумительное.
«Иностранец, что ли?» — подумал Колян равнодушно и с надеждой прищурился — может, заплатят больше, тогда хватит на пару-тройку доз больше. Или парням на районе можно будет торгануть. Ну, разбавить малёк, и торгануть. Сердце сладостно сжалось.
Лопата смачно сплюнул на тёмный от гнили пол:
— Ты на фига его так обработал? — процедил. — Я те чё сказал? Присмотреть. И чтоб не орал.
Колян растерянно моргнул:
— Так я его и… того. Потому что орал.
— Че, пасть нельзя было просто заклеить?! — Лопата зверел.
Братец невразумительно промычал, спрятал квадратные кулачищи в карманы. Он «вёл» старика по поручению Лопаты с того самого дня, когда тот появился у дома старухи. Знал обо всех его передвижениях, встречах с Зиной у тёмного, покрытого тонкой коркой апрельского льда пруда. Их тихие разговоры, неизменный одобрительный кивок босса, конверт с деньгами в сухой старческой руке. Лопата так и не понял, за что Зина отвалил старику столько бабок. Но оставаться не у дел, у пустого корыта, он не хотел. И, раз идёт игра в разные ворота, он затеял свою партию.
Пусть ва-банк.
Пусть с риском для жизни.
Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. А с такими бабками, которые ему пообещали барахольщики на чёрном рынке за эту проклятущую цацку, он до самой смерти схоронится на какой-нибудь вилле на Клязьме. С таким баблом ему сам чёрт не страшен. Не то что этот урод с бабским именем.
Лопата подошёл к старику, толкнул носком ботинка.
— Эй, ду ю спик инглиш? — поинтересовался он, соображая, что все равно без толку — кроме этой фразы больше ничего не знает. Но мужик подал слабые признаки жизни, пошевелился, застонал.
Колян обрадовался:
— О, живой. А я уж думал, все, крякнулся.
Лопата присел перед стариком на корточки, покосился на окровавленные губы. Достал из внутреннего кармана фото темноволосой девушки, сунул под нос иностранцу:
— Чё за краля, знаешь? — спросил, надеясь, что такое мужик поймёт и на русском. Тот непонимающе уставился на фото. — Че она у бабки ошивается, знаешь?
Конечно, он ее припугнул сегодня утром. Но если она все-таки приглашена Зиной для дела, как дублёр Горана и его, Лопаты, то ее этим не возьмешь. Скорее уже сегодня вечером к нему на хату завалится команда зачистки. Максимум — в пятницу. А до пятницы можно успеть многое. Найти чертову Мушку, сбыть ее умельцам, схорониться. «На Байкал поеду», — подумал мечтательно. — «Сниму коттедж — видел в рекламном буклете шикарные».
Но в начале — определиться со сроками. А для этого надо знать, кто эта баба.
Старик еще раз посмотрел на фото и неопределённо мотнул головой. Лопата почувствовал, как раздражение холодной змеёй шевелится где-то в районе желудка, медленно поднимаясь по пищеводу, выплёскиваясь едкой желчью. В глазах потемнело. Рывком приподнял старика за ворот белоснежной ещё недавно рубашки, щеголеватый шейный платок упёрся в острый кадык:
— Ты, урод вонючий, ты что, надеешься, что я с тобой цацкаться собираюсь? Я тебя грохну сейчас, и все дела! Что за баба?!
Он неистово тряхнул старика, заглядывая в мутные от страха и непонимания глаза, светлые, по-детски удивлённые.
— Говори!
Тот захрипел странно, захлёбываясь. Судорожно попытался высвободиться, повёл плечом. Связанные за спиной руки не позволили, тело безвольно повисло в руках Лопаты, из тонкого горла вырвался звук, похожий на свист. Глаза помутнели и закатились.
Лопата с силой оттолкнул старика.
Худое тело подпрыгнуло от удара, дёрнулось мелко, словно судорогой и замерло. Колян уставился на брата испуганно, заглянул в почерневшие глаза:
— Лопата, ты его вроде того…
— Чего?! — рявкнул тот, разворачиваясь к связанному, затихшему телу, отчётливо понимая, что это именно оно — тело. Без искры, без желания, без мысли. Без жизни.
* * *
Горан хладнокровно наблюдал за происходящим в квартире старухи. Тяжёлое, в белой ночной сорочке, тело. Суета на кухне. Черноволосая протеже Зины звонила по телефону, выставляла баночки с лекарствами, ставила уколы, мерила давление. Торопилась.
Бабка осталась одна, задумчиво уставилась в окно. Горан вздрогнул — та будто на него смотрела. Приблизил изображение — нет, показалось. Не может быть: взгляд пустой, не сфокусированный. Скорбно изогнутые губы. Тонкие желтоватые пальцы нервно перебирают кружево на халате.
Кстати, это первый раз за все время наблюдения, когда старуха в девять утра ещё не одета.
Горан пригляделся к ней внимательнее: бабка дышала тяжело, прерывисто. Глаза полуприкрыты, голова запрокинулась, безвольно легла на подголовник.
Горан потянулся к телефону:
— Алло, скорая? — он назвал точный адрес и номер квартиры. — Сердечный приступ, женщина восемьдесят три года. Скорее.
