Наконец в дверь влетела как всегда взъерошенная Леля:
– Ну, все. Котята, наизготовку! – скороговоркой выпалила она и унеслась обратно: надо проконтролировать, чтобы ди-джей, явно не отказывающий добрым официанткам, поставил именно ту музыку, которая требовалась.
Кати одновременно затряслись: дуэт у девочек был такой слаженный, они даже боялись одинаково! Скинув серые халатики, девчонки показались мне в костюмах. Я присвистнула:
– Эротичненько!
– И готичненько, – мрачно подтвердили Кати хором.
Черные сетчатые колготки обтягивали стройные ножки. Самое сокровенное прикрывали тонюсенькие серебристые стринги. Черные фраки с серебристыми манишками делали котят неуловимо похожими на пингвинчиков, тощеньких таких пингвинчиков. Черные цилиндры на головах и серебристые трости завершали наряд. Раздались первые звуки песни под ритмы твиста:
– Пошли, – как всегда слаженно кивнули котята и, широко заулыбавшись, выскочили на сцену.
Не имея возможности насладиться выступлением подружек, я приплясывала в черном плаще в коридорчике, провоцируя молоденьких поварят, которые с любопытством выглядывали из кухни. Музыка закончилась, и в дверь ворвались разгоряченные Кати под гром оваций.
– Ура, – вскрикнула первая, кружа меня в танце. – Не налажали!
– Ура, – порадовалась я за девочек. – А теперь отпусти, сейчас мне выступать.
Я скинула плащ – пацаны, выглядывающие из-за угла, восхищенно присвистнули – и передала Кате. Танец мой начинался с темноты и тишины, так что, услышав, что в зале стихло, вышла на сцену. Раздались первые, уже раздирающие сердечко, звуки до боли знакомой музыки. Я подняла руки, воспроизводя ими первую вспышку огня.
Медленное вступление: движения лились в такт печали, диктуемой песней. Пламя все больше разгорается, и вот затишье, лишь обозначающее место взрыва. Бамбуковые палочки нырнули в мои ладони: припев. Я взметнула вверх руки, раскрывая кроваво-красные парчовые крылья: привычное «ах!» раздалось из зала. Я все быстрее раскручивалась, меняя положение крыльев, выписывая ими замысловатые фигуры, зная, насколько эффектно все это смотрится со стороны.
Проигрыш: бросаю крылья. Здесь несколько готик-движений, сопровождаемых соответствующими ужимками. Это всегда на «ура», особенно у мужской части зрителей. Хотя и женщины часто описывали свои ощущения, как «мурашки по телу». Вновь раскрываю крылья, срывая аплодисменты. Ухожу в партер: несколько движений нижнего брейк-данса, фиксирую сложную позицию. Пламя затухает, оно сожрало все живое, что питало его, танец закончен, музыка стихает. Зрители аплодируют, свистят, а у меня по лицу текут слезы: это я, мое сердце в очередной раз проглотило пламя невозможной любви. Жду: вот ди-джей выключил свет… Наконец, можно уйти. Это мой любимый танец, но он приносит столько боли, лишь растравливая чуть затянувшуюся рану.
Как-то уж очень темно, видимо, включили слишком яркие лампы, и я так ослепла, танцуя, что теперь мне вообще ничего не удается разглядеть. Куда хоть идти? А зрители почему-то молчат: видимо, думают, что это часть представления, и ждут – что дальше. О небо, не угадаешь, где тут край, как бы вообще не свалиться – вот смеху-то будет. Я стала осторожно, на ощупь, пробираться вперед. Запнувшись за что-то невидимое под ногами, замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. И вдруг почувствовав сильный тычок в спину, кубарем полетела вниз.
Глава 11
– Ты не ушиблась? – спросил молодой женский голос: вот позор, мой полет увидели зрители.
Теперь точно от Лельки достанется на орехи – неделю пилить будет.
– Не ушиблась, – раздраженно буркнула я. – Зато того, кто меня со сцены столкнул, точно пришибу!
Кто же мог так подсуропить? Котята на такую подлость не способны физически, Лелька не стала бы этого делать в принципе… а больше там никого и не было. Если бы с нами поехала Ольга, я бы поняла – девушка который год предпочитает сохнуть от черной зависти, хотя не пойму, чему вообще у меня можно так сильно завидовать.
– Берегись, – воскликнула девушка и оттащила меня в сторону.
В том месте, где я только что лежала, распластавшись, звучно шлепнулось что-то еще. Или кто-то: я злорадно подумала, что злодей навернулся вслед за мной совершенно самостоятельно, не дожидаясь моей сладкой мести.
Но увидеть это более чем приятное зрелище мне было не суждено: глаза, привыкшие к темноте, отказывались напрочь воспринимать мир в ярком свете. Так что оставался пока только один способ удовлетворить свое любопытство: сощурившись, я попыталась хоть что-то разглядеть в ярких пятнах.
– Кто там?
– Другие рабы, – спокойно ответила девушка. – Что-то много на этом рынке скупили, видимо, оптом.
– Какие рабы? – я немного привыкла к свету и с удивлением воззрилась на собеседницу: молодую девушку весьма миловидной внешности.
Странное грубое платье в фольклорном стиле, распущенные волосы и ни грамма косметики: сейчас в ресторан модно приходить, одеваясь в стиле хиппи? Впрочем, какая мне разница, я никогда особо за модой не следила… только за модой на костюмы. Да и тут, скорее, создавала эту моду, порой ввергая окружающих в шок.
– Камы, – девушка, сощурив глаза, пыталась рассмотреть что-то за моей спиной, – в основном. Вроде, валл молодой еще есть, если не ошибаюсь. Дорогой будет лот на аукционе, если так… Валят всех в кучу, без разбора, бедняги даже не пытаются уклониться от других.
Сердце мое замерло: только Леля знала про камов и валлов, а она точно не могла проболтаться… да и сама не особо верила в мое незадачливое путешествие, хотя изо всех сил пыталась этого не показать. Сглотнув, я осторожно повернула голову, осматриваясь: мы находились в просторном помещении, сколоченном из грубо отесанных досок, Неожиданно ощутив покачивание, я поняла, что это скорее всего нечто передвигающееся. Из большого люка в потолке вниз падали тела серых существ. На полу уже барахталась и болтала многочисленными конечностями живая серая куча. Кто-то поумнее да пошустрее умудрялся скатываться с импровизированной горы и забиваться подальше по углам. Мы с девушкой сидели в одном из них, к нам никто даже не пытался подходить.
Из кучи вылез мрачный, как туча, валл в зеленых ободранных штанах и суровым взглядом обведя помещение, решительно направился к нам:
– Если не возражаете, – буркнул он, плюхаясь на задницу. – Не с голытьбой же сидеть…
– Вы знаете наш язык?! – лицо девушки вытянулось так, что я усмехнулась: а что такого, они тут все нормальным языком разговаривают.
Хотя, откуда ж ей знать, бедняжка, должно быть, впервые сюда попала. Тут я замерла: так я правда в Кеприи! Видимо, нужен Мастер стихий… Но, почему тогда я не одна попала сюда из моего мира? Эта девушка, зачем она мне, в помощницы? Раньше я одна справлялась…
– Знаю, девочка, – вдруг мягко усмехнулся валл. – Я целую соту укрывал у себя одну из вас… вот и поплатился, – он снова помрачнел.
