Эмма ждала его в тёмной гостиной, стоя у окна. Привычная сизоватая мгла на улице пронизывалась резкими контрастными тенями зданий, подсвеченных луной. На этом фоне прямая, стройная секретарша, стоящая вполоборота к окну, выглядела впечатляюще.
— Коньяку на десерт, Господин Андрей? — тихо спросила она, явно радуясь его скорому возвращению.
— Только не двигайся, Эмма! — быстро произнёс мужчина, наощупь открывая бар, внутренности которого тут же осветила потайная лампочка.
— Почему? — удивилась женщина.
— Смотреть на тебя такую — одно удовольствие, и я хочу его продлить, — пояснил Андрей, наливая коньяк для Эммы и скотч для себя.
— Спасибо, мой Господин! — смущаясь, проговорила секретарша.
— Это тебе спасибо! Если бы не ты, у меня был бы довольно тоскливый день… А ещё ты сегодня фантастически красива, девочка, — сказал Андрей, подавая женщине коньяк и снова делая несколько шагов назад, чтобы насладиться портретом дамы с бокалом, — Выпьем за тебя!
— Ах, если бы Вы знали, как мне необходимо Ваше внимание… Пусть Ваши слова и вгоняют меня в краску… — окончательно растрогалась Эмма.
— Тебе не нравится, когда я называю тебя девочкой?
— Очень нравится! Своей девочкой, а ещё Эммочкой…
— Это мне не сложно и приятно, девочка моя, — улыбнулся мужчина, поставил стакан на подоконник и обнял женщину за талию, — А ещё ты хочешь, дай угадаю, чтобы я и тебя взял на руки?
— Вы правы, очень хочу!..
— И отнёс в постель? — он поцеловал Эмму в губы, и она жарко ответила ему своим поцелуем… Андрей поднял её на руки и понёс в свою спальню. Это было не так легко, как с Катей, но своя ноша не тянет…
— Эммочка, ты хочешь так же быстро уснуть, как Катрина? — улыбнулся мужчина.
— О, мой Господин! — женщина то смотрела ему прямо в глаза с нежностью и призывом, то стыдливо опускала взгляд, — Я сегодня… так взволнована, что… не скоро усну…
— А я тебе немного помогу в этом…
Через полчаса, разгорячённые и запыхавшиеся, они лежали, не расплетая объятий, смотрели друг другу в глаза и получали от этого неизъяснимое удовольствие. Спать не хотелось ни ей, ни ему. Андрея пробило на лирику… Он тихо, мешая нахлынувшие воспоминания с обрывками стихов, делился с Эммой сокровенным, а она слушала его слова, как объяснение в любви… «Осень — мёртвые дожди. Осень — юные морозы. Задубевшие берёзы ковыляют по Руси…»
[4]
— В чём смысл жизни, Эммочка? — занесло мужчину в глубокие дебри сознания.
— Смысл? Вы спрашиваете, зачем я живу? — эмоциональным шёпотом переспрашивала она, — Какой странный вопрос… Жила, как умела. Работала, как могла. Надеялась… Почему Вы меня выбрали? Случайно?
— Вряд ли… У тебя на фото такие умные глаза, а в них тоска… Не мог я пройти мимо твоего взгляда… «Осень — падшая листва, оплевавшая дорогу. Осень — смертная тревога у хмельного старика…»
[5]
— А зачем и как живут там, в Вашем мире?
Андрей вздохнул и начал неторопливый, довольно несвязный рассказ о людях в мире под Солнцем… В этом повествовании люди встречались случайно или предопределённо, порою в совершенно неожиданных местах; бросались друг на друга или долго присматривались, а иногда проходили мимо своей судьбы; тонули в омуте страстной влюблённости или стоили расчётливые планы… Женщины и мужчины образовывали пары, строили новые семьи, их жизнь обрастала бытовыми проблемами, убийственными привычками, наполнялась неизвестными доселе существами под названиями «тёща» и «свекровь»… «Я зарезан без ножа. Я прострелен, но не пулей. Вы мою свечу задули, Осень — тёмная душа…»
[6] В семьях появлялись дети и, для одних мужчин и, особенно, женщин именно дети становились смыслом жизни, а для других появление малышей оказывалось началом конца их прекрасной пары…
— Я что-то помню такое… читала… — тихо проговорила Эмма, когда Андрей взял паузу, — Малыши — это, наверное, чудесно… Но они же вырастают, правда? Как же дети могут быть смыслом жизни, если они становятся взрослыми и у них появляется свой собственный смысл?
— Хорошие родители не перестают заботиться о детях, они для них всегда малыши… В одном ты права: когда другого смысла, кроме воспитания потомства, в жизни нет, и отношение к детям становится излишне щепетильным, болезненно нервным… Впрочем, не мне судить об этом. Я — плохой отец… «С неба рвёт хмельная муть. Отчего Ему я каюсь? Скоро, чувствую, отмаюсь… Вместо крови в жилах ртуть.»
[7]
— Так в чём же смысл жизни, мой Господин?
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, цены бы мне не было! — улыбнулся Андрей, — Может быть в самой жизни? А может в том, чтобы не прекращать задавать себе этот вопрос? В любом случае, мы недостаточно далеко прошли свой путь, чтобы получить ответ…
— Мы… — легко и свободно выдохнула Эмма и трогательно-доверчиво заглянула мужчине в глаза, — Может смысл заложен в слове «мы»?
— Не исключено, — задумчиво проговорил Андрей. «Поэтичность языка — легковесная химера. Этой дряни нету дела до осеннего меня…»
[8]
Спал он крепко, но недолго. На часах значилось семь утра, секретарша мерно дышала ему в плечо. Подниматься не хотелось, Андрей решил немного поваляться и мысленно спланировать начинающийся день. Однако, не прошло и десяти минут, как в мёртвой утренней тишине он услышал звяканье посуды и шум льющейся воды. «Сушняк мучает девчонку», — с улыбкой подумал мужчина. Катрина, тем временем, включила душ в хозяйской ванной комнате и вскоре прокралась в спальню. Оглядевшись в серо-синей мгле комнаты, она тихонько прошлёпала босыми ступнями до постели и уткнулась холодным носом в правое плечо Господина. Андрей чуть оттолкнул девушку рукой, приподнял одеяло, под которое Катя тут же и юркнула, прижавшись к мужчине своим голеньким с капельками влаги телом.
— Простите, мой Господин! Я больше не буду, — зашептала девушка, обвивая его прохладными нежными ручками, — Не знаю, что на меня нашло…
— Верю-верю, сам болтун, — тихо пробурчал Андрей, уворачиваясь от её влажных рыжих волос…
Около девяти утра за завтраком Андрей давал секретарше указания по поводу женщины из 22-го номера, Натальи. Эмме надлежало следить, чтобы подопечная Господина не оставалась голодной и совсем уж одинокой. Секретарша задавала уточняющие вопросы. Катя слушала молча, иногда бросая на мужчину многозначительные взгляды. Но он решил не привлекать её к этому делу, и был непреклонен. Комментировать наличие в гостинице ещё одной женщины, явно имевшей к нему отношение, Андрей тоже считал преждевременным. Сегодня и других дел хватало. Он созвонился с Куратором Михаилом, получил от него приглашение на обсуждение проекта студии, и через полчаса выехал к Дому Вершителей. Разговор получился обстоятельным, продолжительным и, главное, плодотворным. Михаил вызвал проектировщика для выезда на выбранное Андреем место, чтобы вместе осмотреть объекты реконструкции воочию. Пока дожидались его приезда, Андрей нанёс визит вежливости Советнику Аркадию. Для того появление нового Вершителя в собственном кабинете стало полной неожиданностью, причём едва ли приятной. Но стоило Андрею затронуть тему психологического аспекта Испытания, как важнейшей составляющей процесса, Аркадия словно подменили. Бурный получасовой диспут, более напоминавший монолог севшего на своего конька Советника, завершился дружескими рукопожатиями и предложениями обращаться за помощью (и не только) в любое время дня и ночи. Присутствовавший при последних аккордах беседы Михаил уже в коридоре показал большой палец и шепнул на ухо: «Ну, Вы и фрукт, Андрей! Теперь он Ваш! О, Вы далеко пойдёте!»
