В тех местах, которые связаны с Интернетом более тонкой нитью, этот порог преодолевается легче, а объем локального трафика имеет определяющее значение. Например, до недавнего времени центральноафриканская страна Руанда, не имеющая выхода к морю, полностью зависела от спутникового Интернета – дорогого и медленного. Письмо, адресованное из провинциального города в столицу страны город Кигали, могло в результате совершить два космических путешествия туда и обратно, пройдя расстояние в 50 000 миль. В 2004 году, чтобы решить эту проблему, был образован RwandaIX, ускоривший доступ к локальным частям Интернета и разгрузивший дорогостоящую международную спутниковую полосу для трафика, который действительно является международным. Это та же самая мысль, которая вдохновляла предпринимателей, создававших крупнейшие точки обмена по всему миру.
В середине 1990-х годов сети во всех регионах мира еще не сталкивались с «чикагской проблемой», но зато страдали от «проблемы Тайсонс-Корнер»: весь международный трафик направлялся через MAE-East. Десятки Internet Exchange, которые теперь разбросаны по всему миру, служат именно для устранения этой проблемы. Они бывают разными – от гигантов типа JPNAP в Токио, который оперирует поразительным объемом трафика, но в основном действует внутри Японии, до весьма небольшой Yellowstone Regional Internet Exchange (YRIX), которая связывает семь сетей в штатах Монтана и Вайоминг (спасая их от «денверской проблемы»). В Милане есть MIX, в Сиэтле – SIX, в Торонто – TORIX, в Мэдисоне (штат Висконсин) – MADIX, а «чикагскую проблему» Миннесоты сегодня решает MICE – Midwest Internet Cooperative Exchange. Подавляющее большинство точек обмена трафиком работают не на виду, часто управляются различными провайдерами сообща как совместные сайд-проекты ради «блага Интернета», и, несмотря на все их усилия по расширению, они известны лишь горстке сетевых инженеров, которые составляют маршруты между ними.
Но ведущие Internet Exchange – явление совсем иного рода. Их операторы – это не движимые заботой об интересах общества группы сетевых инженеров, а главные мировые игроки Интернета. Это большие профессиональные предприятия с собственными отделами маркетинга и командами инженеров. Производители роутеров стараются завоевать их расположение, примерно как изготовители кроссовок обхаживают знаменитых спортсменов. И они жестко конкурируют друг с другом, борясь за звание «крупнейшего в мире» (нередко за счет все новых методик измерения). Два наиболее часто используемых критерия – объем трафика, проходящего через точку обмена (как пиковое значение, так и среднее), и количество соединяющихся через нее сетей. В США точки обмена, как правило, меньше, в основном потому, что Equinix столь успешно позволяет сетям подключаться непосредственно друг к другу.
Большие точки обмена, напротив, используют централизованные аппаратные средства, так называемую коммутирующую матрицу (switching fabric). Три крупнейшие точки обмена – все европейские: Deutscher Commercial Internet Exchange (DE-CIX) во Франкфурте, Amsterdam Internet Exchange (AMS-IX) и London Internet Exchange (LINX). Каждая демонстрирует на своем сайте график объема трафика в реальном времени, а также приводит информацию о сетях-участниках. Эти три кита на порядок крупнее, чем игроки следующего уровня, за исключением Moscow Internet Exchange, которая постепенно тоже отрывается от пелотона. Если ежедневно следишь за их статистикой трафика, возникает ощущение, будто смотришь скачки: одна лошадь на несколько недель вырывается вперед, а затем ее под радостные крики невидимой толпы догоняет другая. Я пристально наблюдал за ними в течение нескольких месяцев, высматривая изменения и тенденции. И я расспрашивал сетевых инженеров и экспертов о том, которая из точек обмена качественно важнее. «Ну, Франкфуртский иксчейндж просто огромен, – восторженно писал мне о DE-CIX Алан Модлин – аналитик TeleGeography. – Там соединяются настолько широкие полосы, что это просто невероятно». Но Амстердам отстает лишь немного, причем он дольше остается в числе самых крупных. А Лондон, хотя и оперирует меньшими цифрами, известен своими «частными» каналами, по которым значительная часть трафика передается на прямые соединения, так же, как в Эшберне.
Но независимо от того, который IX самой большой, сама идея этих гигантских точек обмена ошеломила меня. Когда я впервые отправился на поиски Интернета, я ожидал найти массу не очень тесно связанных маленьких фрагментов и думал, что Интернет – это распределенное явление, аморфное и почти невидимое. Я уж точно не ожидал увидеть ничего настолько внушительного и осязаемого, как большие гудящие «ящики», в которых располагаются центры Интернета. Это было слишком похоже на научную фантастику. Или на сатирический мультфильм. Однако именно такие ящики и представляли собой крупные точки обмена трафиком, пусть они при этом были мало кому известны, незаметны и располагались как-то странно, игнорируя одни столицы и колонизируя другие. Их география весьма своеобразна: почему Франкфурт, а не Париж? Почему Токио, а не Пекин? Разве немцы проводят больше времени в Интернете, чем французы? Или дело в каких-то других, неизменных географических характеристиках? Модлин говорит, что Испания не является хабом и никогда им не станет. «Потому что это полуостров», – объясняет он. География – это судьба, даже в Интернете. Или, точнее, особенно в Интернете.
Но помимо того, что я рассматривал центры Интернета как аналитик, измеряя их размеры и коммерческое значение, меня интриговала и их физическая реальность. Если география действительно настолько важна, как мне казалось, то это предполагает, что эти места должны иметь меньший, более определенный масштаб – быть размером с одно здание или даже один отсек. Если бы так оказалось на самом деле, это бы означало, что мне удалось полностью вытянуть Интернет в физический мир. А как только он оказался по эту сторону, мне еще больше захотелось потрогать его, ощутить его телесное присутствие. На что похожи эти большие точки обмена трафиком? На черные стальные ящики с одинокой мигающей лампочкой? На гигантскую насекомоподобную конструкцию, залитую светом прожекторов и обнесенную колючей проволокой? То, что Модлин рассказывал о франкфуртском DE-CIX, позволяло предположить, что его «ядро» окажется чертовски эффектным зрелищем, сетевым эквивалентом Большого Каньона, Ниагарского водопада или еще чего-то столь же грандиозного и, несомненно, стоящего того, чтобы пересечь ради него океан. Ведь это самый оживленный «ящик» Интернета. Определенно, это делает его достойным пристального внимания и даже уважения. Что же он сможет мне рассказать?
Но я размышлял еще и о проблеме безопасности. Эти большие точки обмена заставляли меня нервничать. Разве не опасно сосредоточивать так много ценностей в одном месте? Или, что беспокоило меня еще сильнее, не рискую ли я сам, узнавая о них все больше и собираясь рассказать свою историю? Конечно, существование таких стратегических точек должно опровергать общепринятое представление о несокрушимом запасе прочности Интернета. И чем больше я об этом думал, тем большая паранойя мной овладевала.
К тому же вскоре после моего визита в Эшберн, по дороге в Нью-Йорк в самолете, я пережил то, что можно назвать встречей с законом. Когда самолет уже подруливал к терминалу, пилот включил громкую связь и попросил всех оставаться на своих местах, не объяснив причины. Два детектива из полиции Нью-Йорка в мешковатых костюмах, точь-в-точь такие, как в сериале «Закон и порядок», шли по проходу, а за ними следовал коп в форме. Все пассажиры вытянули шеи и оглядывались поверх кресел. За кем они пришли? Уж не за мной ли?
