Затем специалисты TeleGeography делают еще шаг вперед. Они тщательно выбирают в разных частях света пятнадцать «тупиковых» мест, имеющих лишь несколько путей связи с остальным Интернетом – например, принадлежащие Дании Фарерские острова. Затем они находят там веб-сайты, содержащие копию программы Traceroute (часто она обнаруживается в компьютере кафедры информатики какого-нибудь университета), и приказывают этим пятнадцати хостам с программой Traceroute отправить запросы более чем 2500 «адресатам» – сайтам, которые выбраны исходя из того, что они с большой долей вероятности физически находятся на жестком диске именно в том пункте, где можно ожидать. Например, Ягеллонский университет в Польше вряд ли размещает свой сайт на сервере, находящемся где-нибудь, скажем, в Небраске. То есть компания TeleGeography в Вашингтоне просит компьютер кафедры информатики в Дании показать, как именно он связан с университетом в Польше. Представьте себе расположенный в Скандинавии прожектор, освещающий 2500 разных мест по всему миру и сообщающий об уникальных отражениях. Идея TeleGeography заключается как раз в выявлении в реальном мире таких закутков и тупиков для минимизации числа возможных путей.
Легко подсчитать, что пятнадцать отобранных компанией TeleGeography хостов, каждый из которых отправляет по 2500 запросов, обеспечивают свыше 20 тысяч перемещений по Интернету и, соответственно, по планете. Довольно многие из них ничем не заканчиваются; следы обрываются, растворяются в эфире. Вся процедура занимает несколько дней, и не потому, что у TeleGeography медленный компьютер или даже медленный интернет-канал. Скорее, этот объем времени дает представление о совокупной продолжительности этих путешествий, сумме миллисекундных промежутков, в течение которых тестовые пакеты проносятся по Земле. И проносятся отнюдь не бесцельно. Их пути отнюдь не случайны и не произвольны. Каждый пакет (набор цифр в форме электрических сигналов или импульсов света) движется по вполне конкретным физическим траекториям. Весь смысл трассировки – выявить эту топографию, получить конкретные данные о маршруте. Теоретически отправку запросов можно распределить между несколькими компьютерами, но ускорить перемещение самих пакетов нельзя, как невозможно увеличить скорость света. Время, которое требуется пакетам, – объективно заданная реальность. Каждый зафиксированный маршрут – словно серия маленьких открыток из разных стран. TeleGeography затем соединяет их, как слои папье-маше, пока не вырисовывается общая картина.
После этого Бонни Крауч и другие аналитики анализируют маршруты вручную.
– Вас интересует какая-нибудь определенная страна? – спросила она меня с характерным для профессиональных интернет-инженеров географическим размахом, который начинал мне в них решительно нравиться. Я положился на вкус Бонни, и она выбрала Японию, проскочив мимо неоднозначных китайских сетей. На ее экране вниз ползли бесконечные строки из, казалось бы, произвольных букв и цифр, похожие на телефонный справочник (только без имен). Каждая группа строк была результатом одного трассирования, например от Фарерских островов до Хоккайдо. А каждой строке соответствовал роутер – одинокая машина, стоящая где-нибудь в холодной комнате и прилежно переадресующая пакеты. Со временем Крауч научилась читать коды так же легко, как лондонский таксист узнает улицы Сити.
– Постепенно начинаешь понимать, почему компании называют свои роутеры именно так. Взять, например, SYD и HKK – коды аэропортов Сиднея и Гонконга. Авиакомпания подтвердила вам, что их лайнер летит по этому маршруту? Значит, вы можете больше об этом не беспокоиться.
Бонни читает списки для того, чтобы уточнить, действительно ли операторы пользуются именно теми линиями, о которых заявляют, и оценить (уже более субъективно) объем трафика на том или ином маршруте.
– Наше исследование дает нам все кусочки мозаики: пропускная способность, загруженность, некоторые данные о ценах на трафик. Все пробелы нам удается заполнять довольно точно.
Мне приходит в голову мысль о том, что Бонни Крауч входит в небольшое глобальное братство, для которого география Интернета столь же привычна, как для нас с вами – топография родного города. Ее начальник, уроженец Техаса Алан Модлин, непонятным образом управляющий командой аналитиков из своего дома в Братиславе, едва ли не лучше всех представляет себе физическую инфраструктуру Интернета. Я переговорил с ним по Skype перед поездкой.
– Мне необязательно смотреть на карту, – уверял Модлин. – Она у меня в голове, и я даже помню, какой кабель идет в ту или иную часть света.
Его кабинет в Словакии украшают вовсе не схемы Интернета, а старинные карты Техаса.
– Думаю, это примерно как в «Матрице», но можно видеть код. Мне об этом даже не приходится задумываться. Я просто вижу, что куда ведет. Я знаю, в каком городе установлен такой-то роутер и каково место назначения пакета. Кажется, что тут черт ногу сломит, но можно просто перепрыгнуть через эти лабиринты, если знаешь, как.
И все же, что меня особенно сильно поражает (и часто ускользает от моего внимания), так это изначально свойственное всякому роутеру физическое присутствие. Каждый роутер – это вполне определенный пункт на пути, физически существующий аппарат, находящийся в одном из реально существующих пунктов вполне материального маршрута, по которому движется цифровой пакет данных. Сетью Интернет пользуются два миллиарда человек. Космонавты проверяют почту на орбите, даже в самолетах теперь есть Wi-Fi. Вопрос, где находится Интернет, вроде бы должен казаться совершенно бессмысленным, потому что где его только нет.
Однако, стоя за плечом Бонни Крауч и глядя, как она идентифицирует имена отдельных машин в каком-то городке на краю света, я видел, что Интернет небезграничен. Сейчас он больше всего напоминал мне светящееся изнутри ожерелье, которым украсилась Земля. И какой же формы это ожерелье? Похоже ли оно на карты маршрутов, что печатаются на последних страницах журналов авиакомпаний? Или, быть может, изображение этого хаоса напоминает тарелку спагетти или карту лондонской подземки? Прежде Интернет представлялся мне чем-то органическим, чем-то бльшим, чем рукотворная конструкция, чем-то вроде колонии муравьев или горного хребта. Но теперь бесчисленные призраки его создателей и конструкторов начали обретать очертания. Теперь это была уже не толпа с неразличимыми лицами, а аккуратный список контактов на ноутбуке в Вашингтоне. Где обитают эти конструкторы? Зачем они протянули свои сети? А главное – откуда все началось?
Глава II
Сеть сетей
Я хотел узнать, где начинается Интернет, но вопрос оказался сложнее, чем я мог себе представить. Письменная история Интернета (а ведь это изобретение, ежедневно влияющее на нашу жизнь и считающееся эпохальной преобразующей силой, воздействующей на все глобальное сообщество) на удивление скудна.
Все серьезные книги о нем изданы, похоже, до 1999 года, как будто к тому времени Интернет был законченным явлением и больше не менялся. Но дело не только в давности лет: у каждой такой книги – свои герои, вехи и истоки. История Интернета, равно как и сама Сеть, сразу стала распределенной. Как признался в 1999-м один из авторов этих книг, «Интернету недостает фигуры отца-основателя – такого, как Томас Эдисон или Сэмюел Морзе». Мне следовало бы догадаться, что все будет не слишком ясно, когда я вычитал в книге Джанет Аббейт «Изобретая Интернет» (ее считают основополагающим трудом на эту тему), что «история Интернета таит в себе немало сюрпризов и опровергает некоторые расхожие представления». Я чувствовал себя, как человек, который явился на вечеринку без приглашения и ходит кругами, спрашивая у других гостей, где тут хозяин, но этого никто не знает. А что, если никакого хозяина нет? Что, если этот вопрос вообще не имеет смысла? В истории Интернета явно есть что-то, напоминающее парадокс про курицу и яйцо: если Интернет – Сеть сетей, то для рождения Интернета необходимы хотя бы две сети. Так какая из них была первой и каким образом одна могла появиться раньше другой?