«Какой же величины башмаки я обул сейчас? – с наигранной бравадой спрашивал он себя. – Сейчас я иду, как обычно, но совсем недавно столкнулся с мужиком, способным разговаривать голосом моей умершей жены и дотянуться до меня рукой, которой у него вовсе нет, через всю комнату и схватить ею, и я самым дерзким образом сбежал от доктора, который хочет запереть меня в дурдоме и лечить электрошоком женщину, которая… которая мне очень симпатична, и она утверждает, что на самом деле в ней несколько разных личностей, одной из которых я не нравлюсь, а еще одна, по ее словам, мужчина…»
Он с содроганием втянул в себя воздух и покрепче прижал локтем руку женщины, потому что испугался, что может выпустить ее и броситься бежать – уже от своей спутницы.
«И который, похоже, способен, – продолжал он, заканчивая мысль, – вызвать по своей воле настоящее землетрясение».
«Может быть, – думал он, – на мне сейчас, фигурально выражаясь, вовсе нет обуви. Пальцы на ногах по большей части расшибают те, кто ходит босиком».
– Ты тоже видела все это, да?… – мягко спросил он. – Призраков… И… – Она не желает сейчас ничего слышать о землетрясении. – …Сверхъестественные явления. – Он говорил сбивчиво, даже удивляясь тому, что заговорил о самой сердцевине безумия, но ему позарез нужно было убедиться, что в этом жутком новом мире у него действительно есть спутник.
– Костыль, не вынуждай меня выпадать из времени.
– Прости. – От этой резкой реплики в его лице всплеснулся жар, и он постарался не дать ноткам обиды пробиться в голосе. – Не обращай внимания. – «Ни в коем случае нетревожить ее, – с горечью сказал он себе, – разговорами на неприятные для нее темы, которые могут быть важными для тебя: например, о своем душевном здоровье».
– Извини, Костыль, – тут же сказала она, пожав его локоть и склонив голову ему на плечо. – Я испугалась, что ты скажешь что-нибудь еще (что-нибудь эдакое!), из-за чего я могла бы сбежать от тебя. Нам с тобой нельзя допускать недопонимания! Да… мне определенно случалось видеть такое. Бывает, что мне трудно объяснить, потому что даже нормальные вещи… меняются, стоит отвести от них взгляд. Я никогда не перехожу улицу на зеленый, потому что может пройти час – даже неделя – между тем моментом, когда я увижу знак «идите», и тем, когда переступлю с тротуара на мостовую; я всегда иду с людьми, иногда даже держусь за чью-то одежду. Когда мне было двенадцать, мать взяла меня на похороны своей сестры, и на середине церемонии я выяснила, что это похороны ее матери, а мне – четырнадцать! Думаю, что, если бы она не привела меня на другие похороны на том же самом кладбище, которое я смогла узнать, я до нынешнего дня не нашла бы обратной дороги!
Она невесело рассмеялась.
– Но и призраков я тоже видела, это точно. Я привлекаю их, они частенько приходят ко мне, рыдая, жалуются, что заблудились, и просят помочь отыскать их матерей; эти прозрачные… целлофановые пакетики, вроде сигаретных оберток! Или они… заигрывают и шепчут мне в ухо непристойности, будто способны сделать что-то из того, о чем говорят. Но они не могут схватить меня, я всегда лишь выпадаю из времени. У Коди и Валори не те даты рождения, что у меня, поэтому каждая из нас, когда выходит на первый план, всегда представляет собой свежую картинку, и призраки соскальзывают, им не за что ухватиться. – Он через руку, которой она держала его под локоть, почувствовал, что она вздрогнула. – Я думаю, что они, если бы смогли ухватиться за меня, сделали бы мне что-нибудь дурное, убили бы меня.
Кокрен поцеловал ее в темя.
– Но почему же их тянет к тебе?
– Потому что у меня «открыт путь к самым тайникам души, как стол накрытый». Не спрашивай меня об этом, – поспешно добавила она, – или тебе придется чмокать в макушку Валори. – Она облизала губы. – Жалко, что я не взяла полоскание. – Они свернули за угол забора и теперь шли по ярко освещенному тротуару. Мимо проезжали автомобили, и Кокрен уже видел всего в сотне ярдов светофор на перекрестке с бульваром Роузкранс.
– Думаю, теперь самое время позвонить адвокату, – сказал он, – как только найдем кафешку, где можно будет присесть и найдется телефон-автомат. У меня есть мелочь для телефона, и, думаю, я смогу изложить все дело так, чтобы убедить его перевести нам денег, а потом законным образом освободить нас от власти Арментроута.
– Кафешка была бы кстати, – согласилась Пламтри. – У меня в ботинке двадцатка, и одному только Ра известно, когда я ела в последний раз. Но юрист тебе не понадобится – Коди добудет нам и денег, и место, где остановиться. И нам нужно… кое-что сделать, кое с кем здесь увидеться.
Кокрен желал лишь одного – как можно скорее добраться до своего дома в Саут-Дейли-Сити.
– Кое-кого увидеть? – переспросил он. – Родственников?
– Нет. Я скажу тебе, когда перед нами поставят выпивку. Спиртное подают во всех «Денни»?
– Даже и не знаю, – ответил Кокрен, которому внезапно пришлась очень по душе мысль выпить теплого «Вайлд теки» и запить ледяным «Курз». – Зато в большинстве баров подают еду.
Глава 6
– А скажи-ка, сколько нужно времени, чтобы подготовить землетрясение?
– Должно быть, много, – сказал Дефарж.
– Но, назрев, оно разом обнаруживается и все уничтожает вконец. А пока назревает, подземная работа все время подвигается, хоть ничего не видать и не слыхать. Тем и утешайся. Подожди.
Чарльз Диккенс, «Повесть о двух городах»
– Ты представляешь себе, что значит «искупить вину»? – спросила Пламтри, увлекая его через темную автостоянку к сияющему ярким белым светом фасаду кафе-мороженого под громким названием «Замороженный гигант». Кокрен заметил, что в ее голосе звучит тревога.
– Наверно, да, – ответил он, поспевая за ней и прикидывая, скоро ли им удастся выпить и поговорить. Ночью сильно похолодало, и он жалел, что в момент побега из психбольницы на нем не было куртки, и намеревался связаться с кем-нибудь в округе Сан-Матео, кто смог бы немедленно перевести ему денег или, по крайней мере, дать номер кредитной карты, чтобы снять комнату в мотеле. Все это определенно можно было бы каким-нибудь образом устроить. – Возместить ущерб, – сказал он. – Признать свою вину, если это действительно так, вернуть людям то, что ты выманила у них обманом, признать свою злонамеренность и попросить прощения. – Он улыбнулся. – А что, тот парень в «Сэвен-Илэвен» дал тебе лишнюю сдачу?
В магазине, находящемся в трех кварталах отсюда, они ничего не купили, но Пламтри уговорила продавца разменять смятую двадцатку, которую она прятала в кроссовке, на семнадцать бумажек по доллару и две горсти мелочи. Когда они вышли из магазина, она забрала у Кокрена и четыре четвертака, бывшие у него в кармане.
– Нет. Дело в том, что искупление вины… оно… идет на благо собственной душе, верно?
Он пожал плечами:
