Мавранос наклонился в сторону, положил револьвер на книжную полку рядом с обездвиженной игрушечной свиньей и вытер ладонь о джинсы.
– Однажды я сознательно убил человека, на плотине Гувера, чтобы спасти своих друзей, и это убийство до сих пор лежит на мне тяжким бременем. Я не хочу – я не стану – убивать живых, чтобы защитить мертвого, тем более тех живых, перед которыми оказался в долгу. Можете идти на кухню и… я не знаю… оттяпать Скотту голову кухонным секачом. Анжелика, я не стану стрелять в вас. Кути тогда станет королем даже без нашего с Дианой благословения. Но в таком случае Кути станет королем после того, как убьет своего предшественника… как и большинство предыдущих королей. И его царствование (поверьте мне!) будет отравлено в самых своих корнях.
Кокрен подумал о тлях филлоксеры, убивающих налитые солнцем виноградные гроздья, находясь в шести футах под землей.
– Я… не пойду на это, – мягко сказал Кути.
– В таком случае я забираю назад свое приглашение! – заорала Анжелика. – Аннулирую его! Я никогда не приглашала вас в дом, и для вашего проклятущего короля мы не сделали ничего, кроме как уложили его на кухонный стол! Пит и Кути отнесут его обратно в вашу дурацкую тачку, и вы можете вытереть свои отпечатки пальцев с дверных ручек, и забрать своих детей и свои зубные щетки, и проваливать отсюда! И метлу не забудьте, чтобы замести свои следы на тротуаре, когда будете уходить! – Она взглянула на Пита, подняла руку с раскрытой ладонью и поймала флакон с маслом Vete de Aquí, который он бросил ей через комнату.
– Убирайтесь, – сказала Пламтри, сделав рукой причудливый жест, – и никогда больше не пачкайте моих полотенец.
Мавранос досадливо улыбнулся Анжелике:
– Тогда, в первый день, ты взяла у меня сорок девять центов.
– С радостью верну! – Анжелика прошагала к столу, выдернула верхний ящик и запустила пальцы в кучу мелочи. А потом, резко повернувшись, швырнула семь монет в Мавраноса.
Монеты в воздухе собрались вместе, образовав комок, вроде мячика для виффл-бола, и принялись лопаться, будто огромные зерна воздушного риса, а потом, трепеща пыльными белыми крылышками, взмыли к протекающему потолку.
Кокрен уставился на все это, и лишь ощущение холодного воздуха на зубах заставило его понять, что он разинул рот. Монеты превратились в живых бабочек, а по комнате ощутимо потянуло прохладным сквозняком.
Анжелика, громко и тяжело дыша, выбрала из кучки еще семь монет и снова швырнула их в Мавраноса.
И снова монеты остановились в полете, затрепыхались в воздухе, раздулись и превратились в живых белых мотыльков, которые тут же разлетелись во все стороны. В продолговатой комнате заметно похолодало.
Пит шагнул вперед и взял Анжелику за руку, помешав ей выгрести из ящика еще горсть монет, и она, громко всхлипывая, прижалась к нему.
– Почему, почему этим людям понадобилось… явиться сюда? – стенала она, и в холодном воздухе из ее рта вырывались облачка пара.
Мавранос развел руками.
– А почему Кути оказался единственным человеком с нужной приметой – незаживающей раной в боку?
Слепой Паук Джо поднял руку с двумя картами из колоды Lotería. Кокрен подался вперед, чтобы разглядеть их, и увидел, что они одинаковые – с изображением женщины в узком каноэ и подписью «la CHALUPA».
– Никто не позаботился нанести на эти карты брайлевские отметки, – раздраженно сказал старик. – Что там?
– Две одинаковые, – ответил Кути. – Дама в маленькой лодочке. И у нее под ногами… э-э… в носу лодки, корзинка с фруктами.
– Две лодки, – сказал Паук Джо. – Ты был в лодке на лодке, в лодке на борту другой лодки, и там тебя ранили, да, мальчик, ведь так? И у тебя был спутник, защищавший тебя во время испытаний, вроде Мерлина или Данте, проведшего Вергилия через ад. Это был rite de passage
[43] – он не просто спасал тебя, он спасал тебя для чего-то. Тогда-то тебя и повернуло, чтобы ты оказался здесь и оказался причастен ко всему этому.
– Когда мне бок пропороли? – сказал Кути. – Это было не в лодке, а в микроавтобусе, который какие-то плохие парни загнали в большой крытый кузов грузовика, в Слосоне, около лос-анджелесского депо. Меня похитили. И призрак Томаса Эдисона спас мою жизнь.
– И ты был подготовлен, – продолжал Паук Джо, – заряжен, как кусок янтаря, натертый сукном, – пост и соблюдение обрядов в детстве, это очевидно; а потом тебя жестоко вырвали из этой жизни, и тебе пришлось безусловно отказаться и от своего имени, и от своей расы, и ты оказался беспомощным странником. А что за маленькая заряженная лодка, плавающая внутри большой лодки? – вдруг спросил Паук Джо и сам же ответил: – Это компас. Теперь тебе нужно добраться до лодок, определить север, найти нового Мерлина, Вергилия или Эдисона. Посредника.
Пит Салливан, прищурившись, смотрел на слепого, а потом перевел взгляд на Мавраноса:
– Арки, ты ведь знаком с этим стариканом. В его словах есть смысл?
Мавранос открыл рот, тут же закрыл и пожал плечами.
– Он вроде как дал Крейну хороший совет перед большим покерным турниром в плавучем доме на озере Мид.
– Очень уж это похоже на то, что говорилось о пироге, лодочке той старой чернокожей леди, – заметила Диана и взглянула на Анжелику: – Вы до сих пор считаете, что это был просто случайный призрак, которого притянуло к телефону?…
– Слепой ведет слепого, – в отчаянии пробормотала Анжелика.
Кокрен поднялся, хоть ему и пришлось прислониться к столу, и скрестил руки на груди, чтобы закрыть дурацкую надпись.
– Вы пытались позвонить этому вашему Крейну по телефону, а его не оказалось на месте, – сказал он. – Только что мистер Паук Джо, оракул, произнес слово «север», вы сами говорили, что телевизионный сигнал исходил из Сан-Франциско, и призрак старой черной леди тоже упоминал Сан-Франциско. Очевидно, она имела в виду землетрясение и пожар 1906 года, и еще она сказала: «Yerba Buena горит», а ведь Yerba Buena это не только латинское название мяты, это старинное название Сан-Франциско, потому что на дюнах северного берега тогда в изобилии росла дикая мята. В этом вашем доме текут потолки, потому что дождь идет в Сан-Хосе, а ведь Сан-Хосе находится совсем рядом с Сан-Франциско. А еще она сказала: «Вы все должны прийти сюда, и я смогу провести ваши лодки», – помните? – «А оказавшись в районе Залива, – мысленно добавил он, – я смогу собраться с мыслями, попасть домой, одеться, получить деньги, поговорить с адвокатом…» – Никто из нас, по самым разным причинам, не хочет, чтобы Крейн оставил себе тело Дженис. Мы все заинтересованы, чтобы он получил обратно свое собственное. – «Или, еще лучше, просто бесследно исчез», – закончил он про себя. – А мистер Мавранос разложил по полочкам, почему нельзя оставаться здесь. Если выехать не откладывая, то к завтраку мы сможем попасть в «Клифф-хаус» в Сан-Франциско.
