Она втянула холодный ночной воздух, от которого сразу заныли зубы. «Стрелять в них? – думала она. – Из-за украденного скукоженного граната? Мертвого?» К тому же на таком расстоянии, с ее куцым пистолетом, она скорее всего не попадет в голову, а попросту всадит пулю в траву. Она хорошо помнила слова Арки о ее оружии: «25-й калибр хорош в рукопашной драке, когда нормальную пушку не достанешь».
Четыре фигуры топотали вниз по лестнице; манекены вскинули руки и размахивали ими над искусственными головами.
Вскоре они скрылись из виду, Нарди выпрямилась и ехидно улыбнулась собственным мыслям, поймав себя на том, что стоит сгорбившись и то и дело нервно посматривает на небо и по сторонам в поисках укрытия. «Ракеты упали полторы недели назад, – сказала она себе, – и ты живешь в сухом фонтане, где нет ни единой монетки».
Она сунула в карман свой пистолетик и побрела в горку, к дому. Следовало рассказать о пришельцах Арки, когда он позвонит, а он, несомненно, вскоре позвонит, где бы ни был.
Она искренне надеялась, что Арки цел и невредим.
«Да пребудет с тобой Тан Тай», – вяло подумала она.
Когда несколько минут назад доктор Арментроут и Лонг-Джон Бич направлялись по пляжу к усадьбе Крейна, дюжина белых плясунов, походивших на ожившие глиняные статуи, торжественно шагали по песку, выстроившись в круг, в ста ярдах к югу от лестницы, а теперь прыгали, хлопая в ладоши, в обратном направлении. Рассветный ветер был холодным, но Арментроут, сойдя с последней ступеньки на песок, почувствовал, как под рубашкой по ребрам скатилась капля пота.
– Идем не останавливаясь, – прошептал Арментроут Лонг-Джону Бичу и неловко, из-за двух манекенов на плечах, двинулся, увязая в песке, в северном направлении, – к лестнице, которая выходит к стоянке на Нептун-авеню, и не оглядывайся на этих… этих белых людей.
Однорукий тут же обернулся и уставился на следующие за ними фигуры, разинув при этом рот так широко, что Арментроут тоже повернулся, испугавшись, что плясуны кинулись за ними, все так же втихомолку и, возможно, вооружившись черными обкатанными голышами, которые в изобилии валялись на черно-сером песке.
Однако белые фигуры, хоть и приблизились, всего лишь двигались с какой-то собственной целью вслед за Арментроутом и Лонг-Джоном Бичем и смотрели на них глазами, которые на покрытых белой растрескавшейся коркой лицах казались желтыми и налитыми кровью. Глина, размазанная поверх гидрокостюмов, превращала их в нагие бесполые создания, родившиеся из влажного приморского обрыва.
Арментроут решился выпустить рычаг, управлявший головами манекенов, и схватиться за рукоять лежавшего в кармане пиджака «Дерринджера» 45-го калибра. Не обращая внимания на то, что пенопластовые головы стали болтаться из стороны в сторону в такт его неровным шагам, он устремился к закрепленной сваями деревянной муниципальной лестнице, ведущей наверх к автостоянке, к машине – и прочь от этого малолюдного берега.
Но Лонг-Джон Бич остановился и указал на приближавшихся людей в глине.
– Подданные все должны, – закричал он, и его голос на этом бескрайнем просторе звучал глухо и не порождал даже намека на эхо, – расплаты ждать за зло, что совершили; а срам царя с ним не уснет в могиле.
В первое мгновение Арментроут подумал, что стоило бы, пожалуй, оставить старого безумца здесь, отвлекать плясунов, а он тем временем успел бы добежать до машины, но ему, увы, предстояло отыскать Кута Хуми Парганаса, а для этого ему потребуются все имеющиеся клочки и обрывки маскировки.
Поэтому Арментроут тоже остановился, повернулся навстречу приближавшимся ожившим статуям, с демонстративной медлительностью вытащил из кармана свой револьвер размером с кулак и поднял руку, чтобы плясуны наверняка увидели его. Он изо всех сил стиснул закругленную рукоять, вспомнив, что маленький «Дерринджер» всегда норовит повернуться у него в кулаке, когда он взводит тугую пружину курка, и оттянул рычажок, вставший на место с сухим резким щелчком.
– Какое именно дело, – сказал Арментроут, – у вас имеется к нам?
Одна из фигур – судя по плоской груди, молодой человек – выступила вперед.
– Вы что-то взяли, – прозвучал высокий голос, – оттуда, сверху.
– Я взял? Что же я взял?
Голубые глаза заморгали.
– Это вы должны сказать.
– Сначала ответьте на мой вопрос. Я спросил, какое именно у вас здесь дело.
Каменные фигуры тревожно переминались на мокром песке с черными прожилками, и Арментроуту даже пришлось сдержать улыбку, потому что оказалось, что это всего лишь местная молодежь, пристрастия которой к музыке, танцам и прогулкам по пляжу в этом сезоне, когда все проявляется с рельефной отчетливостью, случайно совпали с исконной, мифической ролью давних предшественников, – но они все же оставались просто подростками своего округа, Сан-Диего 1990-х годов, и когда их вынудили объяснить свое присутствие здесь, подсознательный призыв архаичного предназначения утонул в глубине требований рассудка.
– Закон не запрещает танцев, – почти оправдываясь, сказал собеседник Арментроута.
– А вот скрытое ношение оружия закон запрещает, – пробасил другой.
Разговор на современную тематику развеял мистическое заклятье – теперь это были совершенно обычные современные юнцы, с головы до ног перемазанные глиной.
– Проваливайте! – бросил Арментроут.
Белые фигуры с наигранной беззаботностью поскакали прочь. Арментроут убрал пистолет и повернулся к лестнице. Голубая табличка на перилах гласила:
ВНИМАНИЕ
не приближайтесь к подножью обрыва
ЧАСТЫЕ ОБВАЛЫ
«Но не сегодня», – удовлетворенно подумал Арментроут и пнул ногой Лонг-Джона Бича, чтобы тот первым поднимался по лестнице.
На стоянке между полускрытыми за деревьями современными многоквартирными домами Арментроут сгрузил с плеч сдвоенный манекен и свалил его на заднее сиденье своего «БМВ» цвета морской волны.
Потом открыл пассажирскую дверь, втолкнул на сиденье Лонг-Джона Бича и, тяжело отдуваясь, велел ему пристегнуться.
– От века люди честью дорожили, – вдруг взвыл однорукий; его странный и зловеще ровный голос теперь пробудил эхо между белых оштукатуренных стен, – ведь без нее мы стали б горстью пыли.
– Я сказал: пристегнись! – прошипел Арментроут, не разжимая зубов, и, перебежав к водительской двери, уселся на место. – Что касается чести, – с явным смущением добавил он, поворачивая ключ зажигания, – в этом городе нам больше нечего надеяться сохранить честь.
Проезжая по Нептун-авеню (на сей раз, к югу), Арментроут увидел фанерную табличку, прикрепленную к сосне рядом с воротами каменной стены по правую руку. Когда-то к ней были приделаны черные пластиковые буквы, но из-за погоды или каких-то других причин большая их часть отвалилась, а то, что осталось, походило на латинскую фразу:
