– Бар назвали в честь знаменитого китайского поэта восьмого века, – сказал он. – На фонаре нарисованы различные сценки из его жизни.
– Что мы должны сделать, чтобы заслужить полосочку от мошкары? – спросила она. – И не закажет ли кто-нибудь мне «Бад»?
«Пожалуй, ей вовсе не обязательно быть трезвой», – подумал Мавранос и, наклонившись, взял со стола свою собственную опустевшую кружку.
– Я возьму «Сингапур слинг», – сказал Кокрен и посмотрел на Пламтри. – Здесь смешивают отличный «Сингапур слинг».
– Сказал «Цветочек из Коннектикута», – рассеянно бросила Пламтри. – А что, его мухи сожрали? – обратилась она к Мавраносу. – Вашего восьмого поэта. Я имею в виду, эта желтая пластмасска – она для того, чтобы мух морить, если вы не знаете.
– Las moscas, – вставил Кокрен, и Мавранос понял, что и он не очень-то трезв. – Так мух называют на винодельнях. Они могут забраться в мезгу, если отжимом занимаются после восхода. Мексиканские сборщики винограда считают, что мухи заносят в сусло мелких призраков, которые потом, когда вино пьют, заставляют голову кружиться и навевают приятные сны. А если в вине будет много этих призраков, то, я думаю, можно и умереть.
– Не сомневаюсь, что каждый из нас может рассказать что-нибудь интересное о мухах, – терпеливо сказал Мавранос, – но сейчас перед нами стоят более важные и неотложные проблемы… – Он повернулся к стойке, но тут же остановился и взглянул на Пламтри. – Поэт вроде бы утонул; есть легенда, что он ночью упал с лодки, пьяный, пытаясь дотянуться до отражения луны в воде.
– Ха-ха-ха, – сказала Пламтри.
Как только Мавранос вернулся к столу с тремя стаканами и сел, Пламтри жадно сцапала свой, отпила половину одним длинным глотком и поморщилась.
– Надо было попросить тебя принести сразу два, – чуть слышно выдохнула она, со стуком опустив стакан на стол. – Не найдется ли у вас, ребята, наручников? Отец три дня назад захватил мое тело, я только сегодня утром сумела освободиться, и у меня такое ощущение, будто все это время я каталась на лавинах. Но он ведь может вернуться в любое время. – Она открыла рот и щелкнула зубами, как обезьяна.
Мавранос уставился на нее. «Надо бросить здесь этих неудачников, – подумал он. – Вернуться в машину и свалить как можно скорее».
– Нет, Арки, – резко сказала Анжелика, в упор взглянув на него. – Именно она собирается позволить Крейну воспользоваться своим телом.
Пламтри обвела их взглядом.
– Ну, да. А что вы… – Ее налитые кровью глаза широко раскрылись от осознания всей картины. – Мой бог, вы собирались позволить сделать это ребенку?! Да чтоб вас! Вы, ребята, хоть понимаете вер-хо… вероятность того, что Крейн не сможет потом вернуться в свое прежнее тело? Что ему придется остаться в том, какое он получит вроде как временно?
– Мы это понимаем, – сказал Кути. – Я это понимаю. Но если этого не сделать, нас всех непременно убьют. Наш телевизор сегодня сгорел, и… Ну, это следовало бы видеть. И еще, – добавил он, бросив испуганный взгляд на Мавраноса, – я полагаюсь на заверения Арки, что Крейн не оставит себе мое тело, если у него вообще что-нибудь получится.
– Ну, такого шанса у него не будет, – сказала ему Пламтри, улыбнувшись через силу, но, кажется, с добродушным смущением. – Этим займусь я.
– Чертовски верное решение, – бросила Анжелика.
– Кути был прав, – сказал Мавранос, – когда говорил, что нам нужно разрулить эту ситуацию, остановить эту волну вероятности, пустить дневной свет в коробку с шелудивой кошкой Шредингера. Пока настоящий король не возьмется за дело, мы все открыты (черт возьми, освещены прожекторами!) и практически беззащитны. Вы остановились в мотеле или какой-то другой ночлежке?
– Д… да, – осторожно ответил Кокрен.
– Ну так я вас поздравляю: у вас поселятся четыре гостя. Надеюсь, что персонал закроет на это глаза. Судя по всему, делом – возвращением к жизни – мы займемся завтра рано утром, так что нам и смысла нет селиться в разных комнатах того же мотеля. Из того места, где мы остановились, нас несколько часов назад выгнали какие-то ходячие магазинные манекены, и…
Кокрен поперхнулся «Сингапур слингом».
– А они, – осторожно спросил он, размазав рукавом по губам красную жидкость, – двигались синхронно, как куклы на одной веревочке?
– Именно так, – уверенно подтвердил Мавранос. – И мне вдруг резко разонравилось, что тело Скотта лежит в машине, знаете ли… Давайте-ка выберемся отсюда и поедем к вам в мотель. Втроем – я, ты и Пит – мы легко перенесем Скотта в комнату. А там займемся приготовлениями.
Кути кивнул, и Анжелика мрачно посмотрела на него.
– Допейте все до капельки, – потребовала Пламтри с жутковатой вымученной веселостью, – в Китае у бедняков нет денег на выпивку.
До китайского Нового года оставалось две недели, но когда все шестеро вышли из бара и двинулись на юг по Грант-стрит под выступающими, как у пагод, крышами домов, выкрашенных красной и золотой краской, мальчишки азиатской внешности на велосипедах, густо обвешанных разноцветными ленточками, бросали им под ноги гирлянды петард, так что у них в ушах звенело от стаккато взрывов, носы их обжигал запах пороха, напоминавший о жареной курятине, и Кути шагал по измятым клочьям красной бумаги, темневшим на мокром асфальте, как опавшие лепестки роз, и когда они вступили на мокрые газоны Портсмут-сквер, бродяги и пьяницы уступали дорогу и вроде бы кланялись им, или, по крайней мере, кивали.
Когда они расселись по двум машинам – Пламтри ехала на переднем сиденье рядом с Мавраносом, а Пит в «Гранаде» с Кокреном, как для обоюдного контроля, так и для того, чтобы никто не заплутал в поисках мотеля «Стар», – вороны и пересмешники вились над машинами, катившими по Ван-Несс-авеню, и похоже, дрались в сером небе.
На перекрестке с Ломбард-стрит, на вершине Русского холма, где правый поворот привел бы на украшенную роскошными клумбами и вымощенную брусчаткой «самую извилистую улицу в мире», они свернули налево, проехали по прямой дороге между барами, авторемонтными мастерскими, винными магазинами и мотелями и через три квартала друг за дружкой свернули еще раз налево, на дорожку, ведущую к стоянке мотеля «Стар».
Когда они припарковались и вылезли из машин, Анжелика и Пламтри встали бок о бок у кормы красного грузовичка Мавраноса, покрытого въевшейся пылью, чтобы посторонние не видели, как Пит, Кокрен и Мавранос вынули тело Скотта Крейна из-под брезента. Покойник был теперь одет в джинсы и белую рубашку, и Кокрен старательно отводил глаза, чтобы не смотреть на пропитанную кровью повязку, стягивавшую бедро прямо поверх джинсов.
Тело не окоченело, а оставалось расслабленным, и они, общими усилиями держа Крейна вертикально, миновали автоматы со льдом и кокой и поднялись по лестнице в комнату Кокрена; Пламтри с ключом поспешила обогнать их и распахнула дверь как раз к тому моменту, когда мужчины внесли мертвого короля на площадку.
