– Я Мэри-Эллен Плезант, – представилась она. – Можешь называть меня Мамаша Плезант, как все. А ты, сынок, не дрожи так из-за того, что сделал: хотя, конечно, это очень плохо, ее труп будет не первым, от которого мне придется тайно избавляться. Сейчас давай-ка приведи одежду в порядок, спускайся, и мы поговорим на кухне.
Она вышла в коридор и милосердно оставила дверь открытой. Когда ее шаги по деревянным половицам начали удаляться, Кути выпрямился. Не глядя на почти обнаженный труп на кровати, он подошел к туалетному столику и снова взял в руки бутылку вина «Кусачий пес».
«Тебе ведь хотелось бы немного этого, верно? – вспомнил он слова женщины. – Безнаказанности?»
Покаянный завтрак…
– Ничего лучшего даже и представить было нельзя, – сказал Кокрен и повернул «Гранаду» через опустевшую на мгновение полосу встречного движения на кривую площадку перед баром-рестораном, здание которого – серые дощатые стены, крыша из ржавого листового железа – вполне могло быть консервным заводиком, построенным еще в начале века и подвергшимся лишь минимальному ремонту. Они припарковались неподалеку от двери, над которой красовалась вывеска: «Бар неудачников», но Пламтри указала на плакат над главным зданием: «БОГЕМИЯ – ДАРЫ МОРЯ».
– Отлично, – сказал Кокрен, когда они, бросив машину незапертой, поплелись ко входу в бар. – Если здесь принимают карточки, то возьмем на ланч этих самых даров моря.
Пыльно-синий «Сабурбан» стоял у разделительной линии посреди Мейсоник-авеню и мигал левым поворотником.
Кокрен не без труда поднялся по деревянной лесенке, опираясь на мокрые железные перила, и распахнул дверь перед Пламтри.
Она сделала один шаг в темноватое помещение, остановилась и оглянулась на него.
– Сид, – сказала она, – это место…
Он положил руку ей на плечо и протиснулся мимо нее в дверь.
Над усыпанным песком танцполом вращался шар, оклеенный мелкими осколками зеркала, но и тут никто не танцевал. Пахло свечным воском, но сейчас к нему примешивался запах не баранины, а рыбы. Двое мужчин в жеваных деловых костюмах (похоже, те же самые, что и несколько дней назад) стояли около стойки и вытряхивали кости из стаканчика на мокрое полированное дерево.
Темноволосая официантка в длинной юбке улыбнулась им и указала на кабинку около двери.
– Надо уходить отсюда, – прошептал Кокрен. Он все так же стоял у входа, придерживая дверь открытой, и нервно поглядывал на свою машину, стоянку и синий «Сабурбан», который заезжал туда.
– Думаешь, если ты войдешь и закроешь дверь, то мы, когда выйдем, окажемся в Беллфлауэре? – спросила Пламтри. – И снова попадем в «Роузкранс»?
– Возможно, – неуверенно сказал он. – Если уж это заведение смогло оказаться здесь…
– Если хочешь, подожди в машине. – Она высвободилась из-под его руки и сделала еще один шаг в полумрак бара. – Я постараюсь втихаря вынести тебе стакан-другой пива. Мне необходимо выпить. – Ее трясло, но определенно не от того, что она оказалась в этом жутком баре.
– Нет, – ответил он. – Я пойду с тобой.
Они оба шагнули вперед, и как только дверь скрипнула, закрываясь, словно нехотя поплелись по усыпанному песком дощатому полу к указанной кабинке и уселись. Пламтри расположилась лицом ко входной двери. Кокрен заметил в соседней кабинке торчавшие над барьером алюминиевые костыли, но ни ему, ни Пламтри совершенно не хотелось оглядываться по сторонам, и они покорно взяли у официантки два меню в пухлых кожаных папках.
– Два «Будвайзера», – сказала Пламтри. Она глубоко дышала, как будто старалась подавить приступ тошноты.
– А мне два «Курз», пожалуйста, – сказал Кокрен. – И, кстати, к нам присоединятся еще трое, – добавил он, подняв для наглядности три пальца. Официантка кивнула, вероятно, поняв, что он имел в виду, и устремилась к стойке, рисуя длинной юбкой узоры на песке, покрывавшем пол.
Пламтри раскрыла папку, уставилась на листок, прикрепленный внутри скрепкой, и нахмурилась.
– Ты не помнишь, раньше все дежурные блюда были рыбными?
– Нет, не помню, – ответил Кокрен. – Тогда я заказывал по печатному меню.
– Я тоже тогда не смотрела дежурные блюда. – Она прочитала вслух: – Barbunya, morina, levrek – кефаль, треска, морской окунь – все это рыба. И теперь кабак больше похож на ближневосточный, чем на греческий. Тогда он ведь был греческим?
– В таком случае, это может быть и не тем местом, раз ты говоришь… – начал он, но не закончил, потому что она перевернула листок с перечнем дежурных блюд и подвинула его по столу к Кокрену.
На обороте его собственным почерком было написано шариковой ручкой: «Коди, Дженис, Тиффани, Валери, он». В имени «Валери» буква «е» была зачеркнута, и сверху приписана «о».
– Ты помнишь, как писал это? – спросила она.
Хотя с Кокреном за последние две с половиной недели случилось много невероятных событий, его первым импульсом было присмотреться к другим посетителям бара и понять, кто подстроил эту каверзу, но он тут же отбросил эту мысль, вспомнив, насколько окольным и непредсказуемым путем они добирались сюда сегодня.
– Конечно, – уныло ответил он. – С тех пор прошла всего неделя, и я был не настолько пьян, чтобы забыть. – Сердце в груди глухо и сильно билось, и он, глядя на листок, гадал, чего в нем больше: страха или злости. – Знаешь, мне кажется, что это тоже… магия, да.
Пламтри постучала пальцем по слову «он».
– Просто нельзя допустить, – сказала она, чтобы он приперся снова. – Она потрогала лицо и шею. – Видишь порезы? Это от бритвы! Судя по всему, он брился.
За спиной Кокрена скрипнула дверь.
Он открыл рот, намереваясь ответить, но Пламтри, смотревшая мимо него на вход, жестом попросила его замолчать.
– А вот и остальные неудачники, – громко сказала она и, подавшись к нему, быстро прошептала: – Наверное, ему это требовалось!
Все трое набились в кабинку с той стороны, где сидел Кокрен, и теперь Пит Салливан прижимал его к Пламтри.
– Скелет Скотта рассыпался на хрен, – сообщил Мавранос.
– Валори говорит, что Пит прыгнул на него, – сказала Пламтри.
– Кто-то должен его похоронить, – сказал Мавранос, – там, в лейкадийском имении.
– Это, Арки, ты можешь сделать и сам, – сказала Анжелика. – Черт… текилу «Аньехо», неразбавленную, и пиво «Корона», – сказала она официантке, которая, подойдя, принялась снимать с подноса заказанное пиво, – и «Курз» светлое (да, Пит?) для этого джентльмена, будьте любезны. Арки! Доктор Анжелика Элизелд разрешает тебе стакан пива.
Мавранос делано вздохнул.
– Мне содовой, пожалуйста. То, чего я так боялся, со мной все же случилось.
– Что, трезвость? – осведомился Пит Салливан. – Сомневаюсь, что такое эпохальное решение стоит принимать сразу после сотрясения мозга.
