Мамаша Плезант, похоже, слегка расслабилась, хотя продолжала хмуриться.
– Тебе пора идти, сынок. Новый год совсем близко. Квинотавр не всегда забирает жизнь, которую ему задолжали, – Зеленый Рыцарь не обезглавил Гавейна, а лишь поцарапал ему шею, потому что тот проявил мужество. Прояви мужество и ты.
– Мужество… – повторил Кути, и это слово напомнило ему о Трусливом Льве из страны Оз. При воспоминании о том, как он смотрел этот добрый и наивный фильм по телевизору в «Солвилле» в блаженные дни – задолго до появления красного пикапа, задолго до того, как стал убийцей, – на его глаза навернулись слезы.
Она вытащила закладку, лежавшую между последними страницами книги, и протянула ее Кути.
– Вам всем следовало прийти ко мне за этим пораньше. Теперь-то ваш король стал королем-самоубийцей, и вы должны держать его в своей колоде – он, видишь ли, безоговорочно сдался и ждет приказов, любых приказов вообще. Но иногда бог бывает милостив – эти заповеди не изменились. – Она протянула листок; Кути взглянул на него, но оказалось, что там стихи на латыни, которые он не мог прочесть. – Ты приведешь сюда своих спутников, – продолжала старуха, – и заберешь меня с собой. Бог по-прежнему благосклонно взирает на вашего короля и желает, чтобы вы все преуспели в возвращении его к жизни: одному из свиты вашего короля бог обязан доброй услугой. Но теперь это обойдется каждому из вас гораздо дороже, чем когда-то. Сынок, твой король теперь не сможет прийти под твою кудрявую крышу – и твоему королю придется прийти куда-то еще.
Мамаша Плезант поставила на место книгу, а затем отодвинула несколько банок от хлебницы на столе, разбрасывая пыль и разрывая паутину. Кути посмотрел по сторонам и увидел, что кухня за последние несколько мгновений утратила всю свою опрятность и ухоженность – окна стали мутными от жирной грязи и темными от густых лоз, приникших к стеклам снаружи, с провисших полок облупилась краска. Старуха открыла крышку хлебницы, с которой хлопьями посыпалась старая ржавчина, вынула из нее желтое детское одеяло Дианы и, перегнувшись через покривившийся стол, сунула ему в руки.
Кути молча взял его и запихнул в задний карман джинсов. Он точно знал, что выронил его в спальне наверху не далее чем час назад, и не мог даже заставить себя подумать о том, каким образом оно могло оказаться здесь.
Мамаша Плезант как будто в последний раз обвела взглядом железные раковины, разделочные доски, двери, затянутые от мошкары проволочной сеткой.
– Это место недолго останется видимым и ощутимым в новом электрическом мире, – сказала она. – Пойдем, я покажу тебе выход.
Она вывела его из кухни в просторный полутемный викторианский холл, который когда-то, несомненно, являл собой образец элегантности, а теперь полностью лишился меблировки и был густо покрыт пылью. Сверху через несколько этажей еле-еле пробивался дневной свет, к которому вела винтовая лестница. Посмотрев под ноги, Кути увидел на паркете прямо перед собой темное пятно.
– Теперь мы в моем доме на Октавия-стрит, – пояснила Мамаша Плезант, провожая его к высокой резной двери в конце зала. – Он совсем не таков, как в те дни, когда я смотрела на всех сверху вниз, и, в любом случае, надолго здесь не сохранится. Вы все должны вернуться сюда и забрать меня. Посмотри на деревья и поймешь, как это сделать. – Она повернула ручку и открыла дверь. – Иди налево, – сказала она ему в спину, – вверх по улице. И не оглядывайся, пока не пройдешь несколько кварталов.
Кути на мгновение зажмурился от показавшегося ярким света с серого неба. Старые щербатые деревянные ступеньки вели во двор, где торчали бурые увядшие стебли каких-то сорняков, а за строем эвкалиптов он увидел улицу, посередине которой со звоном ехал канатный трамвай.
Он запомнил этот звонок трамвая с первого же появления Плезант на телеэкране в «Солвилле» и вспомнил, как призрак Томаса Эдисона рассказывал ему, что трамвайные рельсы это прекрасное маскировочное средство: «Рельсы создают отличный зеркальный лабиринт», – сказал он тогда. «Временный, – подумал Кути сейчас, запихивая бумажку в карман. – Не навсегда».
Он покорно спустился по лесенке, вышел через заросший двор на тротуар и побрел налево, пиная на ходу похожие на желуди эвкалиптовые орешки, усыпавшие мостовую.
Хоть воздух и оставался холодным, Кути обливался потом; его даже не тянуло оглянуться на покинутый дом, не хотелось смотреть по сторонам – потому что между домами с выступающими карнизами, которые окружали узкий перекресток впереди, не было видно никаких светофоров, а весь транспорт на улице, кроме удаляющегося канатного трамвая, был гужевым, и хотя он улавливал стук лошадиных копыт и голоса странно одетых людей, мимо которых проходил, над всем этим довлела слишком невесомая тишина. Воздух пах травой, морем, дымом паленых дров и конским навозом.
Когда же он миновал два квартала, на него внезапно обрушился шум современного мира – рокот автомобильных моторов, музыка из многочисленных динамиков и всепоглощающий гул современного города. В расширившиеся ноздри ударил агрессивный запах дизельного топлива.
«Магия», – сказал он себе всего лишь во второй раз за это утро.
Рядом со светофорами болталась металлическая табличка-указатель: он находился на перекрестке Октавия и Калифорния-стрит; до Ломбард-стрит и мотеля «Стар» оставалось с дюжину кварталов, поднимающихся в гору.
«Если мама и папа живы, я встречу их там, – думал он. – Если нет, если их убили из-за того, что я сбежал утром…»
Отбросив эту мысль и прекратив попытки разгадать неизвестное, которое в любом случае невозможно было прояснить, он, более не печалясь, принялся громко распевать (мысленно, конечно), чтобы больше ни о чем не думать, пока идет на север по тротуару Октавия-стрит: «Зеленый Потрошитель, Зеленый Гигант, Зеленый Рыцарь. Голову должен ему я отдать. Зеленый Потрошитель, Зеленый Гигант».
Глава 23
Ну, Гавейн, изволь же выехать, как обещался,
И, пока не сыщешь, усердно, сэр, искать меня,
Как поручился ты честью пред честными рыцарями!
К Зеленой Часовне, велю, следуй без колебаний:
Там за удар доблестный воздастся с лихвой
Гостю без отлагательств новогодним утром.
«Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь»
[17]. строки 448–453 Анжелика на бегу оглянулась – бампер бирюзового «БМВ», разгонявшегося по стоянке, стремительно приближался к ней… нет, он проскочит мимо; машина ехала прямо на Кути.
Она попыталась прибавить шагу и сумела набрать в легкие воздуха и выкрикнуть:
– Уйди с дороги!
Кути замер в изумлении, а вот Мавранос, с развевающейся черной гривой, отчаянно работая ногами и локтями, уже обогнал Анжелику. Приземистый автомобиль тоже обогнал ее, больно задев по локтю зеркалом с пассажирской стороны и чуть не сбив ее с ног… Мавранос вытолкнул Кути на клумбу, находившуюся с водительской стороны машины, которая, взвизгнув тормозами, остановилась точно там, где только что находился Кути. Две головы на заднем сиденье качнулись вперед и назад, как будто их дернули одной веревкой.
