Но уже в следующее мгновение ствол револьвера лег горизонтально и нацелился Мавраносу в грудь. Мавранос отступил на шаг и развел раскрытые ладони в стороны.
– Мама… – с трудом проговорил Кокрен, у которого от удара замер дух, – мама… Дженис. – Из новой дыры в навесе все еще сыпались щепки и мелкие обрывки рубероида.
Анжелика сообразила, что происходит, и тоже крикнула:
– Мама Дженис! Мать! – Но тут же удрученно смолкла, осознав, что Пламтри ничего не слышит.
Мавранос медленно отступил за стол, и дуло револьвера переместилось в направлении Анжелики. Кокрену, в глазах которого стояли слезы, померещилось, будто от движения оружия в воздухе остается зыбкий след.
– Кут Хуми, – неестественно громко произнес Салвой, – возьми моток скотча и подойди сюда, или я проделаю большую дыру в твоей мамашке. Ты, Костыль… медленно сунь руку в карман брюк и брось мне ключи от машины. – Говоря все это, Пламтри не смотрела в лицо Кути.
Кокрен, с таким ощущением, будто каждое движение разрывает его собственные кишки, медленно, подтягивая под себя ноги, переполз по бетону к Пламтри; он даже сумел с величайшим усилием встать на колени, ухватившись рукой за ногу Пламтри, обтянутую джинсами. Легкие слабо трепыхались в груди, он никак не мог втянуть воздух через перехваченное горло, и поле зрения у него сузилось до узкой полосы.
Пламтри сидела, прислонившись спиной к стене дома, и отступать ей было некуда; расфокусированный взгляд Кокрена не без усилия переместился от кольца дульного среза к ее глазам. Оба глаза были широко раскрыты, и оба смотрели на него, и тот, что с крошечным зрачком, и тот, что с расширенным, а на самом краю поля зрения он смутно различал рифленую рукоять револьвера.
– Теперь прощай! – прошипела Валори, а тело Пламтри, привалившееся к стене, сотрясалось от происходившей внутри него схватки. – Троилу вслед один мой глаз глядит, другим же глазом страсть руководит. – А потом голос Салвоя прорычал:
– Нет! – Указательный палец вернулся на спусковой крючок и побелел от напряжения.
Неожиданно в узком поле зрения Кокрена появилась смуглая рука подростка, пальцы сомкнулись на дуле, и голос Кути сверху произнес:
– Вы ведь хотите, чтобы эта рука в один прекрасный день стала вашей, верно? Неужели вы решитесь искалечить ее?
Пламтри не могла разобрать, что говорил Кути, но подняла глаза. И он, судя по всему, поймал ее взгляд, потому что она внезапно дернулась, попыталась отползти вдоль стены и уперлась боком в торчащий водопроводный кран, а Кути, нагнувшись, изо всех сил пытался вывернуть револьвер из руки Пламтри.
Та перевалилась через неожиданную преграду и тяжело упала на бетонный пол, но тут Кокрен вытянулся, насколько мог, навалился ей на спину и тоже вцепился в револьвер – и, увидев, что курок дернулся, подсунул под него большой палец.
Кути все же смог завладеть оружием, выдрав при этом клочок кожи в основании пальца Кокрена. А тот наконец-то смог начать дышать, хрипло, поверхностно хватая ртом воздух.
Подскочил, громко топоча, Мавранос; упал на колени возле Пламтри, рванул полоску скотча так, что лента громко заскрипела, отклеиваясь от рулона, обмотал ее запястье и прихватил тем же куском другую руку.
Пламтри лежала ничком, ее спина поднималась и опускалась в такт частому дыханию, но через несколько секунд она повернула голову и взглядом прищуренных глаз нашла Кокрена.
– Ну и что, – выдохнула она, растянув в деланой улыбке окровавленные губы, – у нас получилось?
Кровь текла у нее из носа, но Кокрен не мог понять, было ли это вызвано психическим потрясением от визита Салвоя или падением на бетонный пол.
– Ты меня слышишь? – с трудом прохрипел он.
У него сжалось сердце, когда она прикрыла глаза, и он увидел, что веки иссечены морщинами.
– Да, Сид, слышу, заткнись! – Она хватала ртом воздух и пыталась отлепить окровавленную верхнюю губу от зубов. – Боже, Сид, как больно! Я с крыши упала, что ли? Что тут стряслось, блин?!
– Освободи ее, Арки, – выдавил не отошедший от ужаса Кокрен и, упершись руками в бетонный пол, осторожно сполз с ее ног.
– Она по-прежнему может оставаться раздвоенной, – прозвучал из-за его спины голос Анжелики.
– Нет. Это Коди. – Кокрен протянул трясущуюся окровавленную руку и ласково прикоснулся к плечу Пламтри. – Коди… можно… доверять.
Но Мавранос начал разрезать ленту, не дожидаясь этих слов.
Глава 27
Ей Индия и ложе и отчизна,
Жемчужина бесценная она…
Меж ней и мной и нашим Илионом,
Как бы кипит мятежный океан.
Я против волн плыву за ней, и Пандар
Мой утлый челн, мой кормчий, якорь мой,
Маяк надежд, обманчивый в тумане.
Уильям Шекспир. «Троил и Крессида»
[31] Анжелика порывалась осмотреть помятые бока Пламтри и растянутые, по всей вероятности, запястья, но как только Кокрен и Мавранос помогли ей подняться на ноги и, поддерживая, повели к дому, она оттолкнула их.
– Оставьте меня в покое, – раздраженно бросила она, склонившись над раковиной, куда капала кровь из носа. – Это всего лишь приступ судороги. – Она схватила посудное полотенце и приложила к лицу. – Пусть Тереза принесет мне чашку бальзамического чая, – сказала она сквозь полотенце, – с капелькой джина. – Потом она обвела взглядом белоснежную кухню с низким потолком, белой глыбой холодильника и сверкающим черным ящиком микроволновой печи. – Я имела в виду стакан з-зинфанделя. И мои покаянные башмаки на коре.
– Нет, – резко возразил Кокрен, – еще не время. Присядьте, миссис Плезант. Выпейте кофе. Арки, приготовь ей чашку кофе. Послушайте, мы узнали кое-что о воскрешении Крейна.
И он почувствовал, как под рукавами рубахи пробежали щекотные мурашки, потому что, когда женщина посмотрела на него, ее лоб и высокие скулы на мгновение сделались величественно старческими, и на один миг белокурые волосы в сиянии люминесцентных ламп показались седыми; и тут же вновь явилось лицо Пламтри, и оба глаза имели один и тот же оттенок голубого, хотя веки оставались припухшими и сохраняли смутный намек на азиатские черты. Она скованно опустилась на один из кухонных стульев, прижимая к носу окровавленное полотенце, но кровотечение уже прекратилось, и боли в ребрах личность Мамаши Плезант, похоже, не чувствовала.
По окну, находящемуся возле раковины, застучали дождевые капли.
– Я пыталась рассказать вам все, – произнес напряженный голос Мамаши Плезант, – еще с самого начала, чтобы вы могли уложиться ко Дню святого Сульпиция. Мне была отведена роль вашего посредника… Я говорила тогда, что мне понадобится войти в кого-нибудь из вас, но вы же решили, что я всего лишь позарилась на тело, чтобы погулять на свежем воздухе.
