Затем он подтянул ноги под себя и встал, и крошечное чудо кончилось.
– Послал я вызов грекам, – сказал старик мертвым голосом Валори, – и верность Валори велит сегодня утром мне явиться пред ними! – Затем он подмигнул трем головам на плечах Арментроута, как будто все они были живыми, и, задержав взгляд на той, что находилась над левым плечом, посмотрел доктору в глаза и сказал: – Королева, ваша мать, в величайшем сокрушении духа послала меня к вам.
Арментроут застрелил бы Лонг-Джона Бича, если бы не вспомнил вовремя, что в его магическом оружии остался только один патрон; тогда он попытался что-то сказать, но из его рта вырвался хриплый, срывающийся нечленораздельный звук, похожий на блеянье козла. Испуганный, разозленный и отчаянно стремящийся снова освободиться от всех надоедливых мертвецов, Арментроут просто сунул пистолет в карман и толкнул Лонг-Джона Бича вперед, к скалам.
Кокрен и Пламтри вскарабкались к проходившей по уступу дорожке; до входа в пещеру оставалось пройти всего дюжину футов налево.
Кокрен не осознал, что слышит моторы, работающие на холостом ходу, пока выше на склоне справа не появились фары – одиночные фары, мотоциклетные, – и одновременно не затарахтели громко моторы «Харлей-Дэвидсонов». Левой рукой он прижал бутылку с вином к боку, а правой взвел курок револьвера. Поскольку весь вечер он размышлял наполовину по-французски, ему удалось разобрать, что орали наездники «Vive le Roi! Vive Le Roi!»
[39].
Первые выстрелы были, похоже, нацелены в Пита и Кути, державшихся в середине группы; Кокрен вскинул револьвер и увидел узким туннельным взглядом поверх мушки бородатого длинноволосого мотоциклиста, который держал левой рукой пистолет и наводил его в сторону Анжелики и Мавраноса.
И Кокрен коснулся спускового крючка. Голубые язычки пламени косым крестом вырвались из зазора между барабаном и стволом, и удар бойка сотряс его с не меньшей силой, чем отдача, но он заметил, как наездник кувыркнулся назад, дрыгнув в воздухе ногой в сапоге, потом мелькнули колеса, и мотоцикл упал на истоптанную землю.
Второй мотоцикл наехал на упавший, встал дыбом и перевернулся вперед, вышвырнув наездника в грязь примерно в ярде от ног Кокрена, а машина с грохотом закувыркалась сквозь завесу дождя вниз по склону; теперь Кокрен собрался стрелять в еще двоих мотоциклистов, устремившихся к Питу и Кути.
Но карабин Анжелики и револьвер Мавраноса прогрохотали, как отбойный молоток, цепочкой молний сверкнули вспышки, Кути нырнул в одну сторону, Анжелика прыгнула в другую, и мотоциклы промчались мимо – одна из машин упала на бок, сбросив своего всадника наземь, как тряпичную куклу, а другой мотоцикл перепрыгнул через низкую стенку большой лагуны и, резко зашипев, ушел под воду.
Кокрен повернулся к бородачу, упавшему к его ногам, и увидел, как Пламтри отпрянула от его окровавленного лица с незрячими глазами и отбросила в сторону мокрый камень; капли дождя сыпались на пистолет из нержавеющей стали, лежащий в расслабленной руке. Глаза Пламтри сверкали, она воскликнула:
– Сид, это все еще я!
«А не Салвой», – мысленно продолжил он, вспомнив историю о несостоявшемся изнасиловании в Окленде в восемьдесят девятом. Правую руку Кокрена вновь начало дергать от растяжения после мощной отдачи револьвера, как будто сами нервы хотели отменить содеянное, и он содрогнулся от жалости к Коди, которой теперь позволили собственноручно совершить убийство.
Внизу вновь затарахтела частая стрельба, и в воздухе свистели осколки камней, выбитых из скалы слева и позади него, и взвизгивали отрикошетившие пули. Тут кто-то схватил Кокрена за руку и крикнул в ухо:
– Назад! Арки ранен, а в пещере засели байкеры.
Кокрен обхватил Пламтри одной рукой за плечи и потащил прочь от плюющегося пылью, невзирая на дождь, утеса, вниз по скользкому склону – к огням. Лишь сейчас до него дошло, что его остановил Пит, и тут же он увидел еще несколько движущихся фар на склоне справа. Холодный, полный влаги воздух теперь был пропитан запахами моторного масла и кордита.
– Это не в нас целятся! – проорал Пит сквозь оглушительный шум.
– Ага! – прокричал в ответ Кокрен, который, скрипя зубами, пытался заслонить Пламтри по крайней мере от четверти грохочущей, сверкающей ночи. Они оба споткнулись и сползли вниз по склону вслед за Питом; щурясь от хлещущего дождя, Кокрен увидел, как один из голых, обмазанных глиной людей почти волоком потащил Мавраноса обратно к каменному зданию без крыши, а Анжелика и Кути, низко сгибаясь, последовали за ним. Пламя за каменными стенами теперь разбушевалось, отбрасывало пляшущие тени на истоптанную глинистую равнину, тянулось к ночному небу и, казалось, озаряло красноватым светом даже низко нависающие тучи.
– Люди на м-мотоциклах, – говорил, заикаясь, Пит (вернее, кричал, чтобы его было слышно), – ду-думают, что к-король это К-кути, но они хотят, чтобы он стал их к-королем. Всех ост-тальных они убьют, если смогут.
Звуки снова становились отрывистыми, и отрывки эти делались все короче; Кокрен снова почувствовал, что ощущает время в быстрых, но отдельных кадрах – непрерывный грохот и треск выстрелов вблизи и вдали теперь звучали в быстром, сложном контрапунктном темпе, как хлопки в ладоши глиняных людей…
Кокрен стал спотыкаться, внезапно ощутив себя совершенно пьяным, и вкус вина pagadebiti явственно ощутился у него во рту и заполнил голову…
Неловкими движениями он засунул револьвер в кобуру за спиной, чтобы можно было взять бутылку и той рукой, что отмечена черным клеймом…
В мгновение ока весь шум остановился, и лишь последний дальний отголосок эха заставил улетучиться утешительную мысль, что он оглох; и как будто оглушительный грохот был встречным ветром, служившим ему опорой, внезапное его прекращение швырнуло Кокрена вперед и заставило упасть на колени в грязь.
Пробка со щелчком вылетела из бутылки, и Кокрен вроде бы даже уловил, как она, чуть слышно чавкнув, упала в грязь.
Даже дождь прекратился – воздух сделался ясным и холодным, без малейшего ветерка, и огонь в каменном доме на мгновение взвихрился над головами и тут же встал прямо, высоким золотистым сгустком, ярко сияющим на фоне черной ночи.
Коди Пламтри, тяжело дыша, стояла рядом на четвереньках.
– Когда началась стрельба, – прошептала она, – остальные девушки разбежались, я осталась в автобусе одна, на водительском месте, и уехала от них. – Ее голос был слаб, но в тишине Кокрен слышал каждый звук, издаваемый ее зубами, губами и дыханием. – Но человек, стоявший рядом со мной в этом видении, уже не был пьяным безумцем – это был Скотт Крейн, сильный, мудрый и великолепный, и он направлял меня; и мы прибавили скорости, и проскочили на автобусе прямо через провал на автостраде, и приземлились целые и невредимые на другой стороне.
«От „Грязного Гарри“ к „Скорости“, – подумал Кокрен. – Полагаю, это хорошо».
