„А вас повозили по стране или вы были только на конференции?“ — спрашивали нас. Конечно, мы побывали везде: на заводах, фермерских хозяйствах, на концерте, в театре и в опере. А еще мы посетили детские сады и дома культуры. Жизнь в Северной Корее делится на до и после смерти Ким Ир Сена и падения Берлинской стены. Эти события совпадают в пространстве, хоть и не во времени. Я не узнаю страну, которую сейчас вижу по телевизору. Она похожа на Восточный Берлин или Москву образца 1977 года. Но именно тогда Северная Корея выглядела иначе. Тогда она напоминала благочестивый летний лагерь. Люди были неимоверно счастливы. О том, какова жизнь в Северной Корее сегодня, я не имею ни малейшего представления. Я видел несколько видео, и мне они показались неприятными».
Деревня в провинции Хванхэ-Пукто. Три самые южные провинции Северной Кореи — наименее гористые и наиболее плодородные. Именно здесь производят большую часть провизии.
Спустя тридцать лет, одно грехопадение, один национальный траур, одного нового вождя, несколько природных катаклизмов, системный кризис и всеобщий голод этот благочестивый летний лагерь местами скорее напоминает постапокалиптическое общество из фильмов вроде «Планета обезьян: Революция», «Дорога» или «Сталкер», населенное людьми с немытыми волосами, плохими зубами, в вечно грязной одежде, вырабатывающими электричество с помощью самопальных агрегатов и влачащими существование между тоской по былому и стыдом за нынешнее. Огромные области Северной Кореи — руины утопии, сохранившейся в относительно неизменном, законсервированном и мумифицированном виде лишь в Пхеньяне и других крупных городах вроде Кэсона или Вонсана. Это страна-лилипут с 23-миллионным населением, находящаяся в состоянии холодной войны практически со всем миром. Первый раунд завершился вничью более полувека назад, и Северная Корея по-прежнему не дает спуску США — единственной стране, сохранившей статус сверхдержавы.
В нашей части света тоже есть одна страна со столь же упрямым, неполиткорректным и зачастую самоусиливающимся менталитетом Астерикса — Израиль, чья внешняя политика определяется всей его кровавой историей, проходившей под постоянным давлением враждебно настроенных и более крупных соседей… По крайней мере, такая мысль приходит в голову, когда едешь на дребезжащем японском микроавтобусе, произведенном еще в 1970-х, по шоссе Воссоединения, ведущему от Пхеньяна на юг. Это четырехполосная трасса — прямая, будто прочерчена по линейке. Она ведет в направлении южнокорейской столицы, Сеула, и светлого будущего, в котором демилитаризованную зону разминируют, а границы откроют. А еще она совершенно пустынна. За три часа, которые уходят на дорогу до ДМ3, весь трафик составляют лишь пара коз на обочине да видавший виды китайский военный грузовичок, везущий полный кузов крестьян и солдат с одной стройки или сельскохозяйственной работы на другую. В символическом пограничном пункте Пханмунджом представители одного народа, но двух разных армий, стоят буквально нос к носу у бетонной полоски 20 см шириной и около 10 см высотой и пытаются уничтожить друг друга взглядами.
Май, работы на рисовых полях в провинции Хванхэ-Пукто. Обрабатываемых земель в Северной Корее совсем немного: страна на добрых 80 % состоит из горных ландшафтов. Отчасти поэтому «первая заповедь» чучхе о полном самообеспечении всегда была самообманом.
В остальном же контакт с окружающим миром плотнее всего на другом конце страны, у границ с Китаем и Россией, и именно там постепенно распространяются приметы нынешнего времени. За пределами больших городов и крупных транспортных магистралей Пхеньян — Кэсон — Вонсан все скудное движение представлено старенькими китайскими грузовичками, нагруженными древесиной и дровами (вроде тех, которыми топили генераторы в Норвегии во время Второй мировой).
В окне поезда или автобуса проносятся бесконечные вырубки на горных склонах и скудные пашни. Эти безлюдные пейзажи поддерживают наши стереотипы о «загадочной стране», «кулисах» и «пустой сцене». Северокорейский ландшафт отражает плановый характер социалистической экономики — в отличие от ландшафта других южноазиатских стран, например Камбоджи, где деревня напоминает лоскутное одеяло из небольших личных хозяйств и наделов, размер которых зачастую не превышает площадь стандартного палисадника. Северная Корея, напротив, состоит из бесконечных монокультурных полей, на которых выращивается то, что приказано: кукуруза, рис, яблоки. Деревни спрятаны в глубине; а поскольку крестьяне могут передвигаться только пешком и у них нет ни возможности, ни повода выходить куда-то за пределы своего небольшого мирка, мы нечасто можем видеть их на обочинах автодорог.
Почва здесь красноватая, песчаная. На самом деле она не очень хорошо подходит для интенсивного земледелия. Вдобавок она совершенно истощена. Жирная, черная плодородная почва — перегной — редко встречается в Северной Корее, которая на 80 % состоит из горных массивов и непроходимых мест. Как и норвежцы, местные жители очень гордятся горами. Это часть национального самосознания: последняя защита от вражеских войск, манящие голубые дали, преграда между влюбленными, молчаливые стражи темных тайн, лагерей военнопленных и полигонов для ядерных испытаний.
Во время кратких набегов в девять из двенадцати северокорейских провинций, в тени сотни гор, я раз за разом замечал эту слегка уязвленную, упрямую гордость моих корейских попутчиков — за их историю, за этот ландшафт и за своих Вождей, чьи судьбы переплетены так тесно, что разделить их можно, лишь разрубив на части.
11
Силовые линии истории 1: Ким Первый
Чучхе 1 (1912) — чучхе 83 (1994)
Наша страна — креветка среди дерущихся китов
[62].
Старая общекорейская пословица
★
Одно из многих великих северокорейских противоречий состоит в следующем. Официальная пропаганда упрямо и громогласно твердит, что страна суверенна, независима, способна на самоуправление и самообеспечение, несмотря на то (а может, как раз потому) что вся ее история начиная с позднего Средневековья доказывает совершенно противоположное. На Корею всегда облизывались более крупные и могущественные соседи, от которых она в немалой степени зависела — то как от союзников, то как от оккупантов. Вероятно, именно это обстоятельство теперь компенсируется преувеличенной бравадой, ведь Корея всю жизнь была креветкой среди китов.
