Помимо того, что приход Ким Чен Ына к власти совпал по времени с долгожданным чучхе 100, есть и еще одно любопытное совпадение. Чен Ын унаследовал черты лица матери, что по необъяснимой случайности делает его до ужаса похожим на деда Ким Ир Сена. Любой в меру одаренный постановщик и/или работник пропаганды может провести параллели между ним и тем периодом и человеком, о которых большинство корейцев хранят гораздо более светлую память, чем о времени правления Ким Чен Ира. Бросается в глаза, что стилисты намеренно подчеркивают упомянутое семейное сходство. Чен Ын ловко увильнул от оливково-зеленых брюк и парки, которые носил его отец, и одевается в старомодные костюмы в стиле Мао, служившие визитной карточкой Ким Ир Сена. Кроме того, по торжественным случаям он вслед за Ким Ир Сеном надевает костюмы с галстуком а-ля Вито Корлеоне, чего никогда не делал его отец. Все вместе намекает на перерождение Великого вождя и всех ассоциаций с ним, внушаемых населению, — в новом, современном виде.
Автор книги готовится к спуску по черной трассе в недавно открывшемся «Масикрёне». Мистер Вин отказывался верить, что норвежцы, согласно известной поговорке, рождаются с лыжами на ногах, и настоял, чтобы меня сопровождал местный инструктор (слева вверху) — спасатель.
Восшествие юного Чен Ына на престол совпало также с невиданным доселе ростом «гласности». Весной 2013 года произошла небольшая революция, благодаря которой исчезла одна из самых заметных и раздражающих особенностей путешествия в Северную Корею. Раньше приходилось при въезде в страну сдавать мобильный телефон и на протяжении всей поездки оставаться практически отрезанным от окружающего мира (не считая звонков по обычному телефону из гостиницы). Теперь же власти разрешают туристам не только ввозить в страну мобильные телефоны, но и заводить местные сим-карты, предоставляющие доступ к мобильному интернету, — правда, только иностранцам и только в Пхеньяне и его ближайших окрестностях.
В течение нескольких благословенных лет власти не накладывали почти никаких ограничений на твиттер, блоги, фейсбук, скайп и так далее и тому подобное: всем этим можно было пользоваться прямо в самой закрытой стране мира. Я даже попробовал как-то раз зайти на УоиРогп посреди площади Ким Ир Сена, когда на ней было не очень людно. Внимание! Это был чисто научный интерес! К сожалению, после 2016 года северокорейские власти, беря пример с Китая, заткнули большинство лазеек. Теперь доступ ко многим социальным сетям (не говоря уже о порносайтах) заблокирован, однако интернет по-прежнему остается гораздо более открытым, чем в том же Китае, где после вручения Нобелевской премии в 2010 году
[124] под блокировку попали все норвежские сайты.
В больших городах, особенно в Пхеньяне, повсюду можно увидеть людей со смартфонами. В стране имеется собственная мобильная сеть — что неудивительно, она несовместима с той, которой дозволено пользоваться иностранцам. Другими словами, я не могу позвонить Мистеру Вину, ожидающему меня в лобби отеля, с моего корейского номера или принять от него звонок, и для связи мне придется воспользоваться телефоном, стоящим на тумбочке у кровати. Очень немногие севе-рокорейцы, даже находящиеся на самом верху пирамиды власти, имеют свободный доступ в интернет. В Северной Корее имеется внутренняя сеть, «интранет», где размещаются прошедшие сквозь цензуру, отфильтрованные и переведенные материалы из всемирной паутины, а также внутренние новости, одобренные соответствующими инстанциями. Чиновники, принадлежащие к «внешней партии», подобно Мистеру Вину и его коллегам, могут отправлять и получать электронные письма. Чаще всего один департамент пользуется одним электронным адресом, так что входящую и исходящую корреспонденцию читают сразу несколько человек. Открывать ссылки или бродить по интернету они не могут. Им доступен и разрешен лишь один узкий контролируемый канал связи с внешним миром. А вот вблизи границы с Китаем, хотя там и действуют те же правила, что в Пхеньяне, возможности гораздо шире, потому что китайская (а следовательно, международная) мобильная сеть имеет покрытие, простирающееся на несколько десятков километров за границей.
Мобильные телефоны и смартфоны уже давно можно увидеть во многих северокорейских городах. Но звонить с них можно только внутри страны. Обратите внимание на наклейку с Микки-Маусом на чехле.
Характером Ким Чен Ын тоже пошел скорее в деда, нежели в отца. Он обходителен, он кажется по-настоящему добродушным и общительным. Он часто улыбается, и, когда он это делает, улыбка его выглядит искренней, а улыбается он почти всегда, кроме тех случаев, когда требуется принять торжественный вид, произнося речь перед Верховным народным собранием или перед запуском ракет средней дальности. Уже в начале своего правления он с большим энтузиазмом взялся за «руководство на местах».
На записях северокорейских телепередач можно видеть, как он не просто идет, а шествует до смешного длинными, решительными шагами, заложив руки за спину на манер своего деда, сопровождаемый целой свитой с блокнотами, в которых усердно делаются пометки. Он инспектирует строительные площадки, возводимые электростанции, черепашьи фермы, торговые центры, военные части и буквально все, что есть в этой немаленькой стране. В отличие от отца и деда, которые старались оградить свои брачные и внебрачные любовные связи от внимания общественности, Ким Чен Ын позволил своей красивой и умеющей одеваться жене, бывшей певице по имени Ли Соль Чжу, занять заметное место рядом с собой на пьедестале власти. Сделав Ким Чен Ына ярким символом молодости, энергии и будущего, официальная пропаганда с той же настойчивостью подчеркивает, что он еще и хранитель традиций. Он — мост между прошлым и будущим.
Одной из самых распространенных мантр официальной пропаганды в эпоху Ким Чен Ына является переиначенная первая заповедь из Библии, согласно которой запрещается иметь других богов, кроме своего: «Товарищи Ким Ир Сен и Ким Чен Ир — Вечные вожди нашей партии и нашего народа». Ким Чен Ын не принес с собой оттепели — он вам не Горбачев и даже не Хрущев. Он не сделал ни одного, даже символического, шага к ослаблению культа личности — к примеру, убрав несколько вездесущих статуй или портретов, закрепляющих образы вождей в сознании народа и ландшафте страны. Напротив: он и его стилисты скорее удвоили требования к лояльности народных масс. Как уже упоминалось, с 2012 года в Кымсусанском дворце Солнца лежит не один, а целых два вечных
Вождя, а вершину холма Мансу венчает не одна, а целых две гигантских бронзовых статуи.
