Но, несмотря на свой высокий статус, в наше время Марфа более всего известна по не слишком лестному эпизоду с участием ее сестры Марии. История гласит, что Иисус с несколькими своими последователями проходил через Вифанию, где «Марфа приняла его в дом свой» (Лк 10:38), накрыла стол и приготовила им ночлег. Внезапное явление гостей, да еще и с ночевкой – кошмар для любой хозяйки: неудивительно, что, готовя еду и кров для компании усталых и голодных иудеев I века, Марфа малость разнервничалась. Возможно, именно мелкая шинковка хрена стала для нее последней каплей. Так или иначе, Марфа заглянула в соседнюю комнату, где сестра ее Мария сидела у ног Иисуса и слушала его поучения, и сказала:
– Господи! Или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне! (ст. 40)
Люди вообще постоянно просили Иисуса, чтобы Он что-то «сказал» их родственникам, рассудил семейные споры и так далее. Вы скажете, возможно, что Его это должно было немало раздражать: все-таки Он Бог во плоти и все такое. Но Марфе Он отвечает удивительно мягко, почти ласково:
– Марфа, Марфа! – говорит Он. – Ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется от нее (ст. 41–42).
В Библии «Драгоценные моменты» (переработанный перевод Библии короля Иакова), по которой мы занимались в воскресной школе, эту историю иллюстрировала «мультяшная» картинка. Мария у ног Иисуса выглядит прямо как Дева Мария: руки сложены в молитве, голова под покрывалом склонена, глаза прикрыты, тело под углом 90 градусов – а Марфа с огромным блюдом винограда в руках, с длинным носом, угловатой челюстью и лохматым «узлом» на голове, очень напоминающая злую сестру диснеевской Золушки, бросает на нее преувеличенно сердитый взгляд. Что за контраст между ученицей и служанкой – особенно яркий, если вспомнить, что от хорошей христианской девочки требуют быть сразу и той, и другой!
Эту историю любят феминистки вроде меня. В ней мы видим, как Иисус охотно учит женщину, осмелившуюся стать ученицей раввина, что в те времена однозначно осуждалось. Однако консерваторы отмечают, что Марфа накормила Иисуса и Его учеников – и делают вывод, что Иисус упрекнул Марфу за критику в адрес Марии, а не за приверженность домашнему хозяйству. Как ни соблазнительно изображать Марфу и Марию плоскими фигурами, зеркальными отражениями друг друга, воплощениями двух конкурирующих призваний женщины – на мой взгляд, это неверно.
Разумеется, Марфа не первая и не последняя, кто подвергает сомнению чужую встречу с Богом из-за того, что она не укладывается в привычные стандарты. Когда некая не названная по имени женщина прервала трапезу, чтобы помазать ноги Иисуса дорогим миром, иные ворчали: мол, лучше было бы эти деньги раздать нищим! (Мф 26:6–13; Мк 14:3–9). Когда расслабленный, исцеленный Иисусом, бежал по улице, неся на себе постель, на которой пролежал тридцать восемь лет, группа религиозных лидеров упрекнула его: зачем же, мол, он носит тяжелое в субботу? (Ин 5). Когда моя подруга Джеки стала первой женщиной, произнесшей проповедь с кафедры в мегацеркви в Далласе, некоторые собратья-христиане присылали ей письма с угрозами и проклятиями. А когда одна молодая мамочка рассказала мне, что после рождения ребенка чувствует себя ближе к Богу, я ничего не сказала, но подумала про себя: ох уж эти гормоны!
Кажется, все мы в глубине души полагаем, что, если уж Бог присутствует здесь – Он не может одновременно присутствовать там.
Помогать бедным, отдыхать в субботу, выполнять долг гостеприимства, заботиться о доме – все это важно и может привести нас к Богу; но нельзя считать, что именно в этих вещах содержится Бог. Иисус мягко напоминает нам: немногие вещи по-настоящему важны, а поистине необходимо только одно.
Мария нашла то, что ей было нужно, за пределами общепринятых «женских обязанностей» – и ничьи сомнения или упреки не смогут отнять у нее это сокровище. А Марфа услышала мягкое напоминание: не гони коней, притормози, задумайся – и будь осторожна, когда подвергаешь сомнению выбор другой женщины. Как знать, быть может, именно она сидит сейчас у ног Христа.
Можно с уверенностью сказать: любого повара когда-нибудь попросят пожарить индейку
[30].
Марта Стюарт
Должно быть, дурной знак – когда «Энциклопедия домашнего хозяйства» валяется на полу в ванной, прилипшая к полу, покрытая пылью, волосами и обрезками ногтей. Но к середине ноября я так навострилась готовить, что решила: отставание на уборочном фронте Бог и Марта мне как-нибудь простят.
Справившись с говяжьим жарким, я перешла к десертам и теперь доставала из духовки пирожные с шоколадной стружкой, чизкейки и крем-брюле так ловко, словно родилась с митенками на руках.
Однако увлечение десертами подошло к печальному концу, когда накануне Дня благодарения я решила приготовить яблочный пирог с двойной корочкой. Неделя и без того выдалась напряженная: я продумывала меню, закупала продукты, размораживала 10-килограммовую индейку и мучительно решала, ставить ли на стол соленья. (Что решила, рассказывать не буду – любой ответ настроит против меня половину читателей!) И вот, до звонка будильника, возвещающего начало Дня благодарения, остается меньше восьми часов – а я сижу на полу в кухне, рыдаю, ругаюсь и вытряхиваю из волос крошки пате-бризе (это «рубленое тесто» по-французски).
(Надо вам сказать, начиная проект, я поклялась себе, что никогда, ни за что не буду сидеть на полу в кухне и рыдать! Это так банально, не правда ли? Так что хочу отметить: я вовсе не рыдала на полу! Просто присела на пол и в этот момент, так уж получилось, заплакала.)
До того все шло гладко. Подруга Кэрри, которую я тоже пригласила на завтрашний ужин, одолжила мне яблокочистку – изумительное творение человеческого разума. С ее помощью я быстро и аккуратно почистила, порезала и избавила от сердцевин десять румяных «Гренни Смит»; брызги яблочного сока летели во все стороны, словно опилки из-под циркулярной пилы, и я ощущала себя настоящей Лорой Инглз-Уайлдер
[31]. А потом, мимоходом засовывая в рот ароматные и сладкие яблочные ломтики, читала Мартины инструкции по приготовлению пате-бризе.
«Многие повара-любители, – писала Марта, – то ли не желая перетруждаться, то ли опасаясь, что тесто пересушится и разломится либо станет «тяжелым» на вкус, не готовят его самостоятельно и пользуются покупным»
[32].
