В «Хобби-Лобби» я приехала холодным январским утром, в один из тех хмурых, пасмурных дней, когда небо нависает над самой головой, и кажется, словно весь мир заперли в серый ящик. Перед дверью попросила Иисуса, чтобы в отделе тканей мне встретилась добрая, приветливая продавщица. Но, как видно, Иисус был чем-то занят; и, когда я со скомканным списком в руках и наклеенной на лицо улыбкой предстала перед прилавком, суровая дама лет шестидесяти смерила меня хмурым взглядом и поинтересовалась:
– Вы что-то хотели?
Быть может, шить меня мама не научила, зато передала нам с Амандой бесценное искусство уламывать продавцов и лаской получать от них все, что пожелаешь. Мамины достижения в этой области поистине легендарны. Недавно она убедила фирму «Лоу» бесплатно заменить ей все жалюзи в доме на другие, получше – потому что, мол, боится, что шнуры старых окажутся опасны для ее маленьких внуков! Нет, внуков у мамы пока нет. И она им в этом честно призналась.
Так что я сделала глубокий вдох, покосилась на бейджик суровой дамы и включила фирменное хелдовское обаяние.
– Здравствуйте… э-э… Мод! Как поживаете?
Молчание.
– Вы, наверное, не поверите, – продолжала я, наклоняясь к ней, словно хотела поделиться секретом, – но я совсем не умею шить! Никогда даже нитку с иголкой в руках не держала!
Нет ответа.
– Ну вот… а теперь так вышло, что мне нужно к концу месяца закончить три крупных швейных проекта, для книги – видите ли, я писательница – и вот у меня с собой список всего необходимого, но я тут даже не все понимаю, так что очень рада, что вы здесь, мне как раз отчаянно нужен знающий человек…
– У вас ко мне какой-то вопрос? – прервала она.
М-да… до мамы мне далеко. Может, я переборщила? Может, «отчаянно» было лишним?
– Угадали. Не объясните, что такое клеевой флизелин?
Быть может, шить меня мама не научила, зато передала бесценное искусство уламывать продавцов и лаской получать от них все, что пожелаешь
Как оказалось, Мод была из тех, кто предпочитает не ходить вокруг да около. Я вручила ей список, а она помогла мне выбрать ткань и нитки (ярко-пурпурные, во исполнение Притч 31, и из чистого хлопка, во исполнение Лев 19:19), подобрала шерсть и спицы нужного размера, нашла термоклейкие буквы для надписи на будущем сувенирном поясе, помогла найти для него же самый подходящий материал, а также вручила полметра клеевого флизелина, который, по ее словам, должен был придать моему платью форму. К концу операции мы с Мод не стали лучшими подругами, и за все покупки мне пришлось платить; однако легкая улыбка заиграла в уголках ее рта, когда я спросила, где у них продается клейкая лента – так, на всякий случай.
Она встает еще ночью… Она чувствует, что занятие ее хорошо, и светильник ее не гаснет и ночью.
Притч 31:15, 18
Ко второй неделе января мы с женщиной из Притч 31 не слишком ладили.
Дружба наша была обречена с самого начала: у нас с ней нет ничего общего. У женщины из Притч 31 есть дети, у меня нет. Она богата, а я вожу «плимут-акклейм» 94-го года. Она любит работать руками, а для меня нитку в иголку вдеть – мучение. Но хуже всего, что женщина из Притч 31 – жаворонок, а я – безусловно, сова.
Писателям, как и прочим творческим личностям, свойственно творить по вечерам и засиживаться за работой далеко за полночь. Сама я, может, и рада была бы жить по восточному стандартному времени, но моя муза живет по тихоокеанскому. Дэн – другое дело, он каждое утро вскакивает с постели с улыбкой на устах и песней в душе: эта его привычка могла бы погубить наш брак, если бы не мой крепкий утренний сон. В тех редких случаях, когда я к нему присоединяюсь, это стоит мне четырех пронзительных воплей будильника, трех чашек кофе и часа мрачного блуждания по дому в халате, прежде чем я прихожу в сознание. Из этого понятно, что совместить ранний подъем и созерцательную молитву было не самым мудрым решением. Если до восьми я не способна толком разговаривать даже с собственным мужем – с чего взяла, что смогу разговаривать с Богом?
В том, что Господь – жаворонок, похоже, не сомневаются верующие всех религий. Далай-лама встает в половине четвертого и сразу погружается в медитацию. Папа Бенедикт начинает день около пяти утра. Не знаю, когда встает Опра, но не сомневаюсь, что до семи. Помню, еще в детстве я слышала, что у каждого пастора обязательно есть «тихое утреннее время», таинственный час между рассветом и завтраком, когда Бог сообщает ему, как именно следует понимать Библию и что говорить в воскресной проповеди. Но сама я, вставая вместе с солнцем, чтобы встретить Бога, никакого волшебства или вдохновения не ощущала. Нет, мое утро, согласно Притч 31, выглядело примерно так: проснуться, сварить кофе, выбрать ключевое слово для молитвенных размышлений, заснуть, снова проснуться, предаться самобичеванию, выпить кофе, три минуты потягать гантели, взяться за спицы, бросить спицы, сесть за компьютер. Через несколько дней я бросила молитвенные размышления и вернулась к старой привычке – к молитве Господней, которую торопливо читала, причесываясь перед зеркалом.
Гантели весом в два килограмма каждая знаменовали еще одно различие между женщиной из Притч 31 и мной. Женщина из Притч 31 «препоясывает силою чресла свои и укрепляет мышцы свои» (ст. 17), а я определенно предпочитаю кардиотренировки. Пробегаю по пять километров в день пять дней в неделю; но силовой тренажер, купленный еще во времена третьего сезона «Остаться в живых», с тех пор и пылится в гараже. Я попробовала три дня в неделю посвящать четверть часа силовым тренировкам, но скоро и это решение последовало тем же путем, что и созерцательная молитва, и готовность отказаться от фейсбука, дабы «не есть хлеб праздности» (ст. 27).
С масштабными проектами дела обстояли не лучше. Пока подруга Тиффани не одолжила полезнейшую книжку под названием Stitch’n Bitch – «Вяжи да брюзжи» (там в самом деле было чему посмеяться, а кроме того, оттуда я почерпнула полезный совет – начинать с самой толстой шерсти и самых больших спиц), я скорбно и безнадежно возилась с бабушкиными спицами восьмого размера, супертонкой шерстью и инструкцией с YouTube, почему-то под жутковатую детскую песенку о том, как парень по имени Джек подглядывает в окно. Вязание доводило меня до белого каления. Стоит ли уточнять, что у меня ничего не получалось?
– М-м… милая, ты уверена, что леди из Притч 31 знала такие слова? – мягко, как только мог, поинтересовался Дэн, когда, поднявшись наверх, увидел, как я, вооруженная спицами, сижу на краю кушетки, машу локтями, словно птица крыльями, и услышал, как при этом выражаюсь.
– Не выходит! – воскликнула я, бросив на пол спутанный шерстяной ком. – Как связать шарф и шапку, когда я и трех рядов не могу сделать нормально – все куда-то скрючивается и съеживается? Я с этой халтурой весь месяц провожусь!
«Халтура» – любимое словцо моей мамы. Ты халтуришь, когда накрываешь скомканные простыни покрывалом и считаешь, что застелила постель. Или когда ставишь тарелку в мойку, не счистив с нее остатки еды, или пишешь сочинение, не прочитав книгу, а только перелистав и картинки посмотрев. И когда обещаешь связать мужу шапку и шарф, а потом говоришь: «Ладно, свяжу прихватку, и будет с него!» – это тоже халтура. Быть может, слово не самое звучное; но все в семье Хелд отлично знают, что халтурить стыдно.
