Рецепт
Спанакоризо
Шпинат с рисом – страшный сон греческих детишек, за которыми бегают заботливые бабушки с тарелкой в руках и уговаривают их съесть «еще ложечку». Уж очень много в шпинате содержится железа.
Ингредиенты:
1 кг шпината
пучок укропа
пучок петрушки
2 чайные чашки белого риса вашего любимого сорта
луковица
зеленый лук
соль, перец
сок лимона
оливковое масло
• В спанакоризо можно добавлять также лук-порей и сельдерей, это только улучшит его вкус.
• Тщательно промываем свежий шпинат – это самая трудоемкая часть приготовления спанакоризо.
• Разогреваем оливковое масло в кастрюле, слегка обжариваем нарезанную луковицу и зеленый лук.
• Кладем крупно нарезанный шпинат, помешивая. Ждем, пока не выйдет излишняя влага. Кладем остальную зелень, мелко нарезанную.
• На этом этапе мы можем добавить рюмку белого сухого вина. Впрочем, это необязательно.
• Итак, когда шпинат протушится, льем в кастрюлю 2 чашки горячей воды, соль, перец и забрасываем промытый рис.
• Все время помешивая, чтобы рис не прилип к дну кастрюли, доводим спанакоризо до готовности.
• Рис и зелень должны свариться и выпить всю воду – лишняя жидкость не приветствуется, это не суп.
• В конце вливаем сок лимона, снимаем с огня и оставляем спанакоризо минут на 10, чтобы оно хорошенько пропиталось.
Красиво то, что любишь
Бог мой, какой сегодня был рынок! Жара, в небе ни слезинки, тени и те – контрастные, длинные, июльские.
Бабушки разгуливали в босоножках, осы дружно налегали на свежую рыбу. Прокопий разжег ладан и кадил, обходя прилавок.
– Заклинаю ос! – вещал, зажмуривая глаза, красиво кланяясь, как жрец. Белую рубашку скинул, нацепил другую, ярко-апельсинового цвета.
Госпожа Электра продает оливки, сельдерей, баклажаны «без косточек» и большие желтые яйца.
– Это куриные яйца?
– Куриные, любовь моя, но если пожелаешь, найду и от петуха!
Виноградные пальчики ровные, сладкие, как конфеты. Разложены аккуратной шахматкой, как пирожные в бакалее.
На белоснежном колком льду пенятся жемчужно-серые морщинистые осьминоги, молочно-розовые кальмары, прозрачные креветки.
– С чего бы такой урожай? – любопытствует покупатель. – Море уже зимнее.
– Да просто Афина, – объясняет, покачнувшись, Прокопий, – Афина залезла на колени к папе и попросила продлить хорошую погоду!
– Александрос Думас, грек, слышала про такого писателя? – спрашивает меня Прокопий. К полудню опьянение вознесло его от человеков к ангелам. Кипарисы, портики, полуразрушенные храмы Аполлона, литература…
– Нет.
– А еще говорила, что филолог. Стыдно! Неужели не читала «Графа Монте-Христоса»?
– Так это же Дюма! Он француз!
– Какой еще француз. Просто притворялся, грекам иногда приходится.
– Ты смеешься? Ну какой он грек?
– Так Александр же.
– Как будто в других странах нет Александров! Даже в России есть.
– Александры есть, а Македонского нет, что от ваших толку!
Две старушки, слабые, нежные, вялые, как устрицы, стоят у прилавка с разноцветными перцами.
– Смотри, какие красивые, Урания, – говорит одна другой, показывая на красную закорючку.
– Красивые?! – удивляется Урания. – Что с тобой, Константина! Почему это они красивые?
– Потому что красиво все, что любишь.
Небо
Прилавки завалены клубнями сельдерея, напоминающими необработанные самородки золота. Лука-порея так много, что приходится складывать его в поленницы.
Покупаешь мандарины, продавец интересуется: вам наеду или на сок?
Черт его знает. Мне которые с листиками – они красивее.
– Помидоры откуда? – строго спрашивает дама.
– Из Иерапетра.
Дама поджимает губы и сдает назад.
– Да вы попробуйте! Как будто вы знаете все помидоры из Иерапетра! Мои – хорошие.
Дама уходит без покупки.
Мясистые щеки помидоров багровеют от обиды.
С обеих сторон рынок взяли в кольцо жаровни. Они запускают оглушающую интерференцию густых мясных запахов.
Внук выпрашивает шашлычок-каламаки. Дедушка кормит его с руки прямо посреди улицы. Рядом останавливается пожилой мужчина с тележкой. Долго любуется сценой.
– Все дедушки одинаковы! – изрекает наконец нежно. – Вот и я такой же. Что бы ни попросил внук – сразу ему покупаю.
Давно хотела попробовать рыбу-меч.
Сегодня повезло – была свежая на рынке.
– Дайте, – говорю, – пожалуйста, четыре стейка.
– Берите больше! Уступлю по 15. С утра 20 стоила.
– А почему такая большая скидка? – спрашиваю.
– Потому что это маленькая рыба. Практически ребенок, понимаете?
– И? – уточняю, доставая кошелек.
– Так из уважения к возрасту!
Напротив торговец кричит зернистым, перекатывающимся со слога на слог голосом:
– Де-ти! Плачь-те! Плачь-те громче! Плачьте, чтобы родители купили вам клубнику. – И воздевает руки к высокому, емкому, вмещающему все желания на свете небу.
Доступное счастье
День был дымно-солнечный, яркий, согретый перегаром задремавших перед вечерней сменой каминов. Главное отличие здешних зимних праздников от русских в том, что они происходят не в сам момент и не после, а задолго до события.
Адвент и греческий Филиппов пост – это растянувшиеся назад во времени Рождество и Новый год. Аванс. Сорокадневная прелюдия, усиливающая усладу ожидания. Говорят, Сократ прохаживался перед домом вечером, а когда его спрашивали, что он делает, отвечал:
– Нагуливаю аппетит к ужину.
Вот и они так.
На рынке торгуют без обычной экспрессии, вполпьяна. Манолис, сидя перед тазиком, откинулся на стуле, широко чешет пястью шею под заросшим подбородком. В тазике ягнячьи ребрышки и пуп пира – разломанная надвое морда козленка. Кассетный магнитофон играет критскую струнную музыку.
– Манолис! – укоризненно кричит ему через прилавок, заваленный крепкими, прошедшими тепличный бодибилдинг помидорами, старушка, повязанная темным в крапинку платком. – Манолис! Ты что же, не постишься? Ведь всего три дня осталось!
