Отец Спиридон произносит проповедь:
– Погребенный Христос желает вам того, что вы сами себе желаете, и всем вместе – мира и здоровья. Не забывайте мыть грязные тарелки, прежде чем положить в них свежую еду. Это я о грехах и исповеди, если кто не догадался. Воскресение встретим завтра в двенадцать ночи. Вообще-то по-настоящему оно свершится гораздо раньше. Примерно поутру в субботу. Но человек так устроен, что до него не сразу доходит. Поэтому, согласно своему темпу, мы примем сообщение в полночь. В полпервого будете у себя дома лопать магирицу. И не забудьте угостить своего попа!
Дядя Янис, забыв о распрях, подходит к Спиридону поздороваться. Но тот очень занят – показывает язык младенцу в коляске, подъехавшему на благословение. Язык клирика розовый и широкий, как лопата, – ребенок смотрит на него, словно загипнотизированный. Янис улыбается.
– Эй, племянница, – обращается он к Маргарите и, кажется, удерживает слезу. – Ты ведь не забыла записаться на маникюр? Я надеюсь.
Рецепт
Белая фасоль
Фасолада – одно из культовых греческих блюд. По популярности можно ее сравнить лишь с русскими щами из поговорки «Щи да каша – пища наша». Ее здесь называют «пища героев», «пища богов». В каждом греческом доме непременно готовят белую фасоль не реже чем раз в две недели. Интересно, что белая фасоль появилась в Европе не так давно – после открытия Америки. Изначально ее готовили с лимоном, так как помидоры появились в Европе еще позднее. Приготовим фасоль в ее аутентичном виде – с лимоном, сельдереем и орегано.
Ингредиенты:
500 г белой фасоли среднего размера, замоченной с вечера
пучок сельдерея
луковица
морковка
пучок петрушки
соль, перец,
1 чайная ложка сахара
орегано
оливковое масло
сок 1 лимона
• Кладем фасоль в воду и, как только закипит, сливаем воду с пеной.
• Режем лук, обжариваем его в кастрюле, в которой будем готовить, на оливковом масле до золотистого цвета. Добавляем фасоль, ложку сахара, нарезанный сельдерей и нарезанную же на крупные куски морковь. Заливаем горячей водой так, чтобы она покрывала овощи.
• Варим на среднем огне до готовности. Обычно это занимает час, в скороварке 15 минут.
• Как только фасоль станет мягкой, усиливаем огонь. Следим, чтобы жидкости было достаточно. Кладем соль и перец, еще оливкового масла, лимонный сок и орегано. Похлебка не должна быть очень жидкой.
• При желании можно выжать еще половинку лимона прямо себе в тарелку.
* * *
В рыбных лавках густые очереди. Впереди Вербное воскресенье, Страстная. Греки чтят. Разговоры в очередях душеспасительные, постные – все больше о здоровье.
– Понравился тебе кардиолог, тот, что тебе отец твой рекомендовал? – спрашивает один мужчина у другого. Оба средних лет, с залысинами, животиками, списками продуктов, написанными женским почерком.
– Нет.
– Нет? Почему?
– Ну, делает он мне стресс-тест на сердце. Бегу я бегу, заморился, жму на кнопку, дескать, вырубай. А он не выключает! Я ему – доктор, остановите свою машинерию. Я уже весь мокрый. А он мне такой: «Ты даже не догнал своего отца!» Я сразу на своей могиле эпитафию представил: «Он так и не догнал своего отца». И вот скажи – на фига мне такая эпитафия?!
– Сардины два кг за два евро! – кричит торговец рыбой.
Ему из-за спины антифонно подпевает его сын: – Сардины два кг за два евро!
– Простите, что мы отдаем два кг за два евро, – заглядывая в глаза покупателю, театрально кается торговец.
– У кого же вы просите прощения?
– У сардин, конечно!
Рядом старичок, продающий морепродукты: бестелесный, как морской конек, бледный, как раскрытая мидия, слаборазличимый на фоне интенсивной барочной архитектуры ракушек. Жалуется на самочувствие:
– Давление упало… Но ничего. Сейчас мы это поправим.
Достает мешочек с морской солью, слюнявит палец… Ест немножко соли.
– Ну вот! Сразу лучше стало. Море лечит.
– Отличные чуреки печет твоя мама! – говорит одна молодая девушка другой. – Спросишь у нее рецепт? Отличусь перед своими на Пасху.
– Тесто обычное. Только не забудь встать обмять его ночью.
– А! – энтузиазм гаснет, как свеча на ветру. – Знаешь, что-то мне расхотелось хвастаться…
В сырах – тишина. Только один покупатель, зато приметный. Высокий старик с квадратным лбом. Необычный с геометрической точки зрения лоб расчерчен пятью четкими линиями челки, как нотостан. Жесты у него чрезмерные, крупные, будто бы он – провинциальный трагик. Он активно ест ломтик сыра, ну как ломтик – вообще-то целый ломтище, который дали ему на пробу. Продавец уставился на него саркастически. Видимо, ситуации предшествовал пролог, который я пропустила.
– Ну? – продолжает неизвестный мне разговор квадратный старик.
– Не верю! – запальчиво отвечает продавец.
– Как ты можешь не верить? Я клянусь тебе, клянусь! Не ем я сыр на Страстной, – старик от негодования даже жевать перестает.
– Не ве-рю! – выкладывает на груди руки калачиком принципиальный продавец, не подозревающий, кого он так великолепно косплеит.
– А это вот что? – грозно указывает продавец на свертки с сырами, которые держит покупатель.
– Это для внука! Клянусь глазами Богородицы, – божится трагик. – Мой друг Геракл может подтвердить. Как заставить тебя мне поверить?
От трясет головой, челка срывается с нотостана и повисает всеми своими пятью раздельными частями в воздухе.
К нему подходит дама, наблюдавшая сцену со стороны. Старость истерла даму, сделала ее фигуру и характер тонкими и мягкими, как ветошка. Или она всегда была такой, кто знает. Она прикасается к рукаву трагика ласковыми слабыми пальчиками и говорит:
– Я. Я вам верю!
Трагик успокаивается, забирает свой сыр и уходит. Пасха уже здесь, очень близко.
* * *
Афины полуопустели. Пасху празднует деревня. Качество времени после выезда из города меняется быстрее, чем пейзаж. Скорость в провинции не в почете, минуты тянутся тяжело и сладко, как мед. Проезжаем деревушки: Предтеча, Сули, Хороший Парень, Симопулос. Останавливаемся выпить кофе в придорожном кафе. Туалет оптимистично пахнет хлоркой. Рядом с раковиной доверчиво хранится штабель минеральной воды в открытом доступе. За соседним столиком пара. Девушка капризничает: и зачем мы только поехали, девяносто евро бензин, тринадцать евро заплатить за дороги, лучше бы в Венецию скатались. Парень окидывает взглядом облитые молоком вершины гор, зеленые луга, сиреневые капли иудина дерева, баранов, слипшихся в курчавое неспокойное облако, и торжественно возглашает: «Добро пожаловать в лучшую Венецию в мире. Венецию Пелопоннеса!»
