За соседним столиком заседает деревенский бомонд: владелец винодельни, хозяин винного бара и ресторана. На тарелках у них несколько пресных ломтиков помидора, тощие кусочки хлеба, в стаканах меланхолически чернеет кока-кола.
– Чего это они постничают? – интересуюсь у Пантелиса.
– Надорвались на работе!
Василис объясняет, почему закрылась предыдущая таверна.
– Понимаешь, хозяин слишком много болтал.
– В смысле?
– Ну вот прихожу я, например, выпить ципуро. Время – 2 часа ночи. Он мне кисло: а почему так поздно? Представляешь? Как будто мы, не дай бог, женаты! А когда мне еще приходить? Как закончил работу, тогда и пришел.
Дядя Лука ударяется в лирические воспоминания:
– А знаешь, Катерина, сколько я был знаком с Яннулой, когда мы решили пожениться?
– Откуда же мне знать?
– Пятнадцать минут! У нас в деревне был «променад невест» – главная улица, где гуляли парочки. Мы вышли погулять, но, само собой, не одни – с ее сестрой и кузеном. В момент, когда мы вернулись домой, я уже все для себя решил, и через месяц мы поженились. Сорок лет вместе! Только так и надо жениться! Молния!
Дневной центр светской жизни деревни – магазин, в котором можно купить все, что душа пожелает, а именно: промтовары. Держит его Янис – по совместительству собиратель антиквариата, старинщик. Выглядит Янис специфически: поврежденная в детстве шея навсегда зафиксировала голову вправо и немножку книзу, из нижней челюсти растут три длинных зуба, посаженные в десну через крупные промежутки, а что происходит сверху, непонятно: зашторено губой. Глаза у него светлые, взгляд прямой и умный.
Янисова любимая тема – пожаловаться на конкурента: чиновника, который устроил в деревне что-то наподобие этнографического музея:
– Я ему, главное, подарил несколько вещей. Но он-то хотел показывать себя, а не искусство! Представляешь, не позвал меня на собрание коллекционеров – меня, главного специалиста! Да никто здесь лучше меня в этих делах не разбирается, ко мне из самих Афин на консультацию приезжают! А он пришел и знаешь, что сделал?! Достал кошелек! Меня как громом поразило! Я ему говорю – а ну-ка, убери кошелек. У тебя что – комплексы?! Ты сам понимаешь, что делаешь? Ведь ты заслоняешь собой экспонаты!
– А он что?
– А ничего! Повернулся и ушел. Тихо, как цуцуна, видно, стыдно стало. Больше я с ним не разговаривал, и ноги моей в его «музее» не будет. Это надо же было – не позвать меня на собрание!
В магазине потихоньку собираются посетители. Образуется что-то вроде клуба. После покупки никто не уходит: остаются философствовать в прохладе, в уюте старых и новых вещей, вперемешку нагроможденных на полках.
Бабушка – еле-еле душа в теле, шагу не ступит без палочки – с любопытством спрашивает у Анастасия, сухощавого пожилого бодрячка, бывшего таксиста:
– Вы пенсионер?
– Скорее всего! – четко, по-военному отвечает Анастасий, поднаторевший в парнасских смолл-токах.
– Э-э-э, вы избегаете вопросов?
– Никак нет! Я просто включаю поворотник и ухожу налево!
Спирос – плотный седой блондин со стрижкой бобриком – кивает на меня Йоргосу:
– А твоя кто? Англичанка?
– Русская.
– Ой, что ты мне напомнил! Оййй! Вся молодость им отдана – как там? А! «Иди сюда»! А где ты жил в Афинах?
– В Периссосе.
– Ойй! Зачем ты мне напомнил! Двадцать лет отдано этому району! Помнишь пиццерию Антониса? Его дочь на меня вешалась. Вся молодость ей отдана!
Наговорившись, Спирос собирается уезжать. Сажает с собой в машину и любопытную бабушку – ее нужно подвезти в соседнюю деревню.
– Смотри мне! – наставляет его Янис. – Не приставай к девушке! Доставь в целости!
– Не волнуйся! Я не связываюсь с девственницами! – уверяет его Спирос. – Хватит с меня! Вся молодость им отдана!
Бабушка гнется в коленях, валится в хохоте. От смеха долго она не может залезть в машину и захлопнуть дверь.
Янис, отсмеявшись, обращается к Анастасию:
– Вы отсюда родом? Из деревни?
– Нет, я зять, – смущается восьмидесятилетний Анастасий. – Неместный. Когда я сюда приехал в первый раз, мне сказали – не пей воду из ключа: тот, кто ее попробует, останется здесь навсегда. А я не послушался! Взял за себя дочку Афанасиса Топалиса, старшую, Тицу. И вот – шестьдесят лет уже здесь. Нашел свое депо. Конечная остановка.
– А тебе, – поворачивает ко мне корпус Янис, – нравится здесь?
– Очень, – отвечаю.
– А где лучше – у тебя дома или здесь?
– Понимаете, – говорю я, – здесь, конечно, мне жить лучше. Но дело в том, что я помню: чужое и чуть-чуть любить легче…
Афинские эпизоды
После спокойного сочно-зеленого букле холмов Агиос-Стефаноса нужно усилие, чтобы притерпеться к гладкобел ым бетонным Афинам. Трудно переключиться с нейтрального оцепенения пригорода на пятую скорость мегаполиса.
– Федра! Федра-а! – истерично орет нервный худой мужчина, обращаясь к женщине, которая по уши погрузилась в разговор с подругой. Ее голени обвиты ремешками сандалий, густая от многотысячелетнего переизбытка витамина Д шевелюра завязана на макушке в объемную балетную кичку. – Федра, я – все! Я больше не могу. Я ухожу!
– Ясон, успокойся, – не оборачиваясь, властно обрывает его Федра.
Смотрю на табличку на доме – улица Дедала.
«Господи, – думаю. – Господи ты Боже мой. Здесь просто выйди из дома – и как будто оказался в мифе».
В метро встала у дверей напротив странной особы. Груди у нее отвисли. Болтались где-то на уровне талии. Длинные неровные зубы. Отросшая челка, разделенная работой сальных желез на сегменты, небрежно разбросана по широкому лбу. Глаза закрыты темными очками. Нетрезвая. Точно так я представляла себе в детстве дэвов из тибетских сказок. Женщина собралась на выход, повернулась, в поле зрения попала ее обнаженная рука. На плече полувыведенная татуировка: наивное сердечко, внутри буквы «А+К». «К» еле угадывалась, ее явно стирали дольше. Ниже – на запястье – пять аккуратных белых полосок, шрамы. Иногда не надо быть гадалкой, чтобы читать прошлое по руке.
Сюрприз! В Афинах тоже есть дворы-колодцы. Зашла в один выпить кофе. Тесный цементный мешок. Два круглых столика (которые не протирали как минимум месяц) заняли всю ширину двора. На стуле шлем, какие-то чипсы. Место на любителя. В глубине кафе сидел владелец – старичок. На двери, тем не менее, надпись: «Закрыто».
– А почему вы закрыты? – спросила хозяина.
