В НТЛ занимались разным: там были маленькие группы для развития определенных навыков, дискуссионные группы, группы решения проблем, тимбилдинговые группы, большие группы… Но вскоре стало ясно, что маленькие Т-группы, в которых участники давали друг другу мгновенную обратную связь, позволяли выполнять наиболее динамичные и привлекательные упражнения.
Постепенно, с годами, по мере того как группы НТЛ двигались на запад и с приходом в эту сферу Карла Роджерса, Т-группы сместили акцент на индивидуальные личностные изменения. Личностные изменения! – звучит очень похоже на терапию, верно? Членов групп поощряли давать и принимать обратную связь, быть участниками-наблюдателями, быть аутентичными, идти на риск. Со временем их характер все больше смещался в сторону своего рода психотерапии. Группы стремились менять установки и поведение участников и улучшать межличностные отношения – и вскоре уже раздавались лозунги типа «психотерапия слишком хороша, чтобы предлагать ее только больным». Т-группы развились в нечто новое – «групповую психотерапию для нормальных».
Неудивительно, что эта эволюция сильно напугала психиатров, которые считали себя единоличными собственниками психотерапии и смотрели на группы как на дикую, незаконную форму терапии, вторгающуюся на их территорию. Мои чувства были совершенно иными. С одной стороны, на меня произвел впечатление исследовательский подход основателей этой сферы. Одним из ее первопроходцев был социолог Курт Левин, чья установка «никаких исследований без действия, никаких действий без исследования» породила обширную, сложную базу данных, которую я находил значительно более интересной, чем медицинские исследования в области групповой психотерапии.
Одним из наиболее важных моментов, которые я почерпнул из своего опыта прохождения группы в Лейк-Эрроухеде, был фокус на «здесь и сейчас», и я начал усиленно внедрять его в собственную работу.
Как я узнал из собственного опыта в Лейк-Эрроухеде, недостаточно рекомендовать членам группы сосредоточиться на «здесь и сейчас»: мы должны дать им и рациональное обоснование, и план работы. Со временем я разработал краткую подготовительную речь, с которой обращался к пациентам перед тем, как они вступали в группу. В этой речи я подчеркивал, что в группе будет воссоздаваться значительная часть их межличностных проблем и таким образом они получат прекрасную возможность больше узнать о себе и что-то изменить. Отсюда следовало (я повторял это не один раз), что задача пациентов в группе – понять все, что только можно, о своих отношениях с каждым пациентом из группы и с ведущими.
Как правило, это вступление многих озадачивало, и пациенты часто возражали, что их проблема возникла в отношениях с начальником, или с супругой, или с друзьями, или с собственным гневом, и нет никакого смысла сосредоточиваться на отношениях с другими членами группы, поскольку в будущем они никогда не будут встречаться с этими людьми.
В ответ на это распространенное возражение я объяснял, что группа – это социальный микрокосм, и что проблемы, поднятые в терапевтической группе, будут воспроизводить или напоминать те типы межличностных проблем, которые изначально привели их в терапию. Как я убедился, это меняло отношение пациентов к инструкциям. Впоследствии я провел исследования и опубликовал результаты, доказывавшие, что пациенты, которые были эффективно подготовлены к групповой работе, добивались в терапии намного бо́льших успехов, чем подготовленные плохо.
Я продолжал общение с движением Т-групп несколько лет и участвовал в качестве сотрудника семинаров НТЛ в Линкольне, штат Нью-Гэмпшир, а также на недельном семинаре для топ-менеджеров в Сандаски, штат Огайо. И по сей день я благодарен первопроходцам Т-групп за то, что они показали мне способ вести и исследовать группы межличностного взаимодействия.
Постепенно, с годами, я разработал интенсивную тренинговую программу по групповой психотерапии для психиатров-ординаторов. Программа состояла из нескольких компонентов: еженедельной лекции, наблюдения и послегруппового обсуждения моей еженедельной терапевтической группы, ведения ординаторами терапевтической группы с еженедельной супервизией и, наконец, личного участия в еженедельной процесс-группе, которую я вел вместе с одним из коллег.
Как перегруженные работой ординаторы-первогодки реагировали на то, что им приходилось тратить столько времени на обучение групповой терапии? Ох и ворчали же они! Некоторые занятые ординаторы особенно восставали против двух часов, которые приходилось тратить каждую неделю на наблюдения за моей группой, и часто опаздывали или вообще пропускали сеансы. Но шли недели, и проявлялось неожиданное: по мере того как члены групп все больше вовлекались в отношения друг с другом и охотнее шли на риск, студенты все больше интересовались драмой, разворачивавшейся перед ними. Уровень посещаемости резко возрастал.
Вскоре студенты стали называть группу «яломовским Пейтон-Плейсом» (позаимствовав название у телевизионной мыльной оперы из 1960-х). Этот эффект подобен тому, что возникает при погружении в хорошо написанную историю или роман, и я считаю благоприятным признаком нетерпеливое желание психотерапевта увидеть, что случится дальше. Даже теперь, после полувека практики, я, как правило, с нетерпением жду каждого нового сеанса, не важно, индивидуального или группового, предвкушая грядущие изменения. Если этого чувства нет, если я приближаюсь к очередному сеансу без особого предвкушения, я предполагаю, что пациент испытывает то же самое, и тогда я стараюсь противодействовать такому положению вещей и изменить его.
Как действовало на пациентов то, что студенты наблюдали за ними? Этот важнейший вопрос сильно беспокоил меня, когда я замечал, какими нервными становились члены группы, если студенты сидели за зеркалом. Я старался успокоить пациентов, напоминая, что студенты-психиатры подчиняются тем же правилам конфиденциальности, которым следуют профессиональные психотерапевты, но это помогало мало.
Тогда я поставил эксперимент: попытался превратить раздражающее присутствие наблюдателей в позитивный опыт. Я попросил членов группы и студентов поменяться местами на двадцать минут до конца встречи. Таким образом, члены группы, сидя в комнате наблюдения, стали свидетелями моего послегруппового обсуждения со студентами. Этот шаг мгновенно оживил как процесс терапии, так и преподавание! Члены терапевтической группы с живейшим интересом слушали наблюдения студентов, связанные с ними, а студенты ощущали на себе такие пристальные взгляды, что стали уделять больше внимания своим наблюдениям над группой.
Со временем я добавил еще один шаг: у членов группы появлялось столько чувств в связи с комментариями и поведением наблюдателей (которые, по их мнению, часто оказывались более закрепощенными, чем сами члены группы), что им требовалось дополнительное время для обсуждения своих наблюдений за наблюдателями. Поэтому я добавил дополнительные двадцать минут: студенты возвращались в наблюдательную комнату, а мы с пациентами возвращались в комнату групповых занятий и обсуждали комментарии наблюдателей. Я понимаю, что применительно к ежедневной практике это отнимает слишком много времени, но полагаю, что такой формат существенно увеличил эффективность как терапевтической группы, так и учебного процесса.
