Как следствие, все последующие главы книги написаны куда живее и украшены клиническими примерами: некоторым отведена всего пара строк, другим – три-четыре страницы. Но те первые две главы были подобны цементу: я так и не сумел найти способ как-то оживить их. Двадцать пять лет спустя я опубликовал пятое издание «Теории и практики групповой психотерапии», и даже после четырех серьезных редакций, каждая из которых требовала двух лет интенсивной литературной переделки и редактуры, эти две «доконтрактные» главы (теперь это главы восьмая и девятая), написанные ходульной, мертвенной прозой, вываливаются из контекста, будто они созданы другим человеком. Я полон решимости кардинально обновить их, когда буду готовить шестое издание.
Трое моих детей, которым было тогда, соответственно, девять, двенадцать и тринадцать лет, естественно, не хотели расставаться со школьными друзьями из Пало-Альто, но в конечном счете провели тот год в Лондоне с большим удовольствием.
Наша дочь Ив поначалу очень расстроилась, когда ее из-за скверного почерка не приняли в ближайшую к нашему дому школу «Парламент Хилл», но постепенно оценила ту, в которой начала учиться, – школу для девочек «Хэмпстед Хит». Там она завела несколько хороших подруг и окончила год с превосходными, хоть и недолго продержавшимися, результатами по чистописанию.
Наш сын Рид учился в расположенной неподалеку школе «Юниверсити Колледж» и с гордостью носил ее форму – красно-черный полосатый пиджак и кепи. Скверный почерк Рида – еще хуже, чем у Ив, – не остался не замеченным, но не сыграл никакой роли в его судьбе, поскольку, как неоднократно говорил мне директор школы, он был «замечательным регбистом».
Восьмилетний Виктор в местной британской школе буквально расцвел. Его огорчало, что там приходилось спать днем, зато он отводил душу, заходя по дороге домой в магазинчик сладостей за пенни.
Хоть мы и купили в Европе машину, мы редко пользовались ею в Лондоне и ездили повсюду на метро: в Королевский национальный театр, на местные поэтические чтения, в Британский музей и Королевский Альберт-холл.
Благодаря связям Мэрилин во франко-американском литературном журнале под названием «Адам», мы познакомились с Алексом Комфортом и оставались близкими друзьями вплоть до его смерти в 2000 году. Алекс был одним из двух гениев, с которыми мне довелось близко общаться, – вторым был Джош Ледерберг, стэнфордский нобелевский лауреат, молекулярный биолог.
Ирвин Ялом и его семья, Лондон, зима 1967–1968 годов.
В то время Алекс делил свое время между женой и любовницей и в каждом из двух домов держал полный гардероб. Обладатель энциклопедического ума, он мог бесконечно рассуждать (что с успехом и делал) на любую предложенную тему – будь то британская и французская литература, индийская мифология и искусство, мировые сексуальные практики, его профессиональная сфера – геронтология, опера XVII века… Как-то раз он рассказал нам, что спросил жену, какой подарок она хочет на Рождество, и она ответила: «Что угодно, только не информацию!»
Я всегда с наслаждением разговаривал с Алексом, меня приводил в восторг его редкостный, плодовитый, подкупающий ум. Я знал, что его сильно влечет к Мэрилин, но между ним и мною тоже сложились дружеские отношения. Они продолжались не только в Лондоне, но и в последующие годы, когда он приезжал к нам домой в Пало-Альто.
Алекс в конце концов развелся с женой, женился на своей любовнице и написал книгу «Радость секса» – один из бестселлеров на все времена. Потом, в основном ради того, чтобы уклониться от британских налогов, он переехал в Санта-Барбару. Там он начал работать в Центре изучения демократических институтов, находящемся всего в нескольких часах езды от Пало-Альто.
Хотя «Радость секса» стала его самой известной работой, Алекс написал еще пятьдесят других книг, от трудов по геронтологии до поэзии и романов. Писал он быстро и с большой легкостью. Его свободное владение письмом и восхищало меня, и обескураживало: у Алекса первый черновик часто оказывался и последним, в то время как я писал по десять-двенадцать набросков каждой опубликованной работы.
Мои дети знали его имя еще до того, как познакомились с ним лично, поскольку несколько стихотворений Алекса были включены в антологию современной поэзии, которая входила в число их школьных учебников в Пало-Альто. Гулять с ним в нашем районе было истинным наслаждением, поскольку Алекс мгновенно распознавал птичьи голоса, называл птицу и тут же без усилий подражал ее пению.
Лондон очаровал нас, однако мы оставались настоящими калифорнийцами и очень скучали по солнцу. Расторопный турагент организовал для нашей семьи недельный отпуск на Джербе, большом острове у побережья Туниса. Как гласит легенда, это был тот самый остров пожирателей лотоса, где некогда сел на мель Одиссей.
Мы бродили по базарам и римским руинам, побывали в двухтысячелетней синагоге. Когда я переступил ее порог, смотритель, одетый в национальную арабскую одежду, спросил, еврей ли я, и когда я кивнул, он взял меня за руку и подвел к биме, алтарю в центре синагоги. Он вручил мне древнюю Библию, но, к счастью, не стал проверять мое знание иврита.
Глава девятнадцатая
Короткая и бурная жизнь групп встреч
В середине 1960-х и начале 1970-х годов в Калифорнии и многих других частях Соединенных Штатов случился бум на группы встреч. Они были повсюду, и некоторые из них настолько сильно напоминали терапевтические группы, что безмерно меня заинтересовали.
Свободный университет в Менло-Парке, примыкавшем к Стэнфорду, публиковал рекламные объявления о десятках групп личностного роста. В гостиных стэнфордских общежитий находили приют самые разнообразные группы встреч: двадцатичетырехчасовые марафон-группы, группы по психодраме, Т-группы, группы развития человеческого потенциала.
Более того, многие стэнфордские студенты искали группового опыта в расположенных поблизости центрах развития, таких как Эсален, или, подобно тысячам людей по всей стране, вступали в ЭСТ (Эрхардовский семинар-тренинг) или «Лайфспринг» (тренинги Александра Эверетта) – большие мероприятия с обширной аудиторией, которые часто распадались на группы встреч поменьше.
Я был озадачен не меньше, чем все остальные. Являются ли эти группы, как многие опасаются, угрозой, предвестником распада общества? Или наоборот? Возможно ли, что они эффективно способствуют личностному росту?
Чем экстравагантнее претензии, тем громогласнее приверженцы и тем пронзительнее реакция консерваторов. Я наблюдал Т-группы, возглавляемые хорошо подготовленными ведущими, и мне казалось, что многие их члены получают от групп пользу. Я также бывал на встречах довольно разнузданных открытых групп психодрамы и потом терзался сомнениями насчет психического здоровья их участников. Я посетил двадцатичетырехчасовой «голый» марафон в Эсалене, но не смог отследить воздействие этого опыта на присутствовавших. Мне казалось, что некоторым из пятнадцати его участников он пошел на пользу, но у меня не было никакого способа выяснить, что чувствовали те, кто был не столь словоохотлив.
