И вот однажды ко мне обратились родственники осужденного с просьбой выступить «против» присяжных. Честно говоря, поначалу я не надеялся на то, что найдутся основания отмены приговора, ведь по делам суда присяжных нельзя оспаривать обоснованность приговора, можно ссылаться лишь на процессуальные нарушения, которые, как правило, найти трудно, ведь протокол заседания, в котором должен быть отражен ход процесса, «подчищается» судьей.
Вникнув в материалы дела, я впервые ощутил, как происходит процесс на практике, и укрепился в мысли о том, что я против суда присяжных. Почему? На сегодня не создано никаких гарантий прозрачности процедур формирования списка присяжных, отбора присяжных для участия по конкретному делу. В процессе так называемой случайной выборки, которая осуществляется секретарем или помощником в отсутствие защитника и подсудимого, в состав присяжных вполне могут попасть неслучайные люди, а это не исключает возможности создания послушного состава присяжных либо попадания туда лиц, скрывающих данные о своей личности с той целью, чтобы создать повод для отмены неугодного судье решения. В состав коллегии легко могут попасть просто малограмотные, люди с психоэмоциональными отклонениями. От присяжных закон скрывает данные о личности потерпевшего (например, о прошлой судимости) как не относящиеся к предмету доказывания, а заявление защиты о пытках считается незаконным воздействием на коллегию. Кроме того, председательствующий фактически может манипулировать присяжными при формировании вопросного листа.
Как было установлено приговором суда по делу С., 12 апреля 2011 года около 20 часов он находился в состоянии алкогольного опьянения в гараже собственного домовладения, когда к нему пришли потерпевшие – братья Г. В результате внезапно возникшей ссоры на почве личных неприязненных отношений С. подбежал к одному из потерпевших и ударил его не менее двух раз молотком по голове, от черепно-мозговой травмы потерпевший скончался. Аналогичным образом был убит второй потерпевший – оба скончались на месте преступления. Утром 13 апреля 2011 года С. с целью сокрытия убийства погрузил трупы в автомобиль и сбросил в реку.
Когда я оказался в колонии у своего подзащитного в конце 2012 года, он встретил меня, очередного защитника, с некоторым любопытством. С. не скрывал своих сомнений в том, что я, как и многие мои предшественники, не смогу ему ничем помочь, поэтому о деле он рассказывал без особого интереса. Но видно было, что где-то в глубине души у него теплилась надежда на чудо. Этой же надеждой была наполнена первая жалоба С., адресованная Верховному Суду РФ, которая начиналась словами:
Пишу Вам в надежде на справедливость, если такая еще существует в этом мире. Мне 53 года, а черта, за которой вечность, для меня уже не пустые слова…
Мне было важно ощутить доверие клиента, которое должно было придать уверенности в собственных силах. Перед встречей с С. я рассчитывал на то, что увижу обыкновенного убогого сельского мужика, одного из многих, которые живут в сельской глубинке, пашут и сеют, часто прикладываясь при этом к бутылке. Однако передо мной предстал достаточно крепкий свежий мужчина, который последние 16 лет зарабатывал на хлеб предпринимательской деятельностью, спонсируя при этом местную футбольную команду, не похожий на хладнокровного убийцу.
Причастности к смерти потерпевших С. не скрывал, но сразу же сослался на провалы в памяти в связи с тем, что находился в состоянии алкогольного опьянения. Вместе с тем С. указывал на то, что мотивов убивать братьев Г. у него не было. Какой смысл ему было использовать для убийства молоток, рассуждал С., если в гараже у него был охотничий нож? Он пытался лишь оглушить нетрезвых потерпевших (один из них был ранее судим за убийство), которые напали на него и требовали деньги. Больше всего меня поразил рассказ С. о том, как он панически пытался избавиться от трупов, для чего привез их на речку на своей машине, буксовал на глазах у знакомых рыбаков, как в это время и в течение 17 дней после описанных им событий до своей явки с повинной мучился и переживал о случившемся. С. ссылался на то, что присяжные были подобраны, поэтому прокурор, в отличие от защитника, заявлял отвод кандидатам именно с конца списка и в итоге первые по списку лица стали его судить. Но, несмотря на это, С. верил, что присяжные были на его стороне. Именно поэтому они, положительно ответив на вопрос о причастности С. к смерти потерпевших, просили суд о снисхождении. Как полагал осужденный, присяжные надеялись, что с таким их ответом суд должен вынести оправдательный приговор по обвинению в убийстве. Кто знает, может, так оно и было?
Тем не менее версию С. о необходимой обороне прокурор поставил под сомнение. В своих первоначальных объяснениях С. пояснял, что причиной конфликта было оскорбление: потерпевшие назвали его по прозвищу, а не по имени-отчеству, и ни о каких драках С. не рассказывал. Очевидцев убийства не было, но были два свидетеля, которые видели драку возле гаража С., при этом их показания, данные на следствии, суд огласил с молчаливого согласия защиты в связи с неявкой свидетелей. Возможно, при непосредственном допросе свидетели могли бы дать более конкретные показания, но по следственным протоколам один указывал на то, что не помнит, когда и между кем именно была драка, а второй свидетель подтверждал, что драка была между С. и одним из потерпевших, когда именно она была и каким образом, в протоколе указано не было. Даже несмотря на это, прокурор не оспаривал факт существования драки, но указывал, что конфликт не давал оснований С. убивать потерпевших. Прокурор ссылался на то, что доводы С. о том, что потерпевшие ранее терроризировали его семью, заставляли платить проценты от бизнеса, ничем не подтверждены. Кроме того, не были зафиксированы у С. телесные повреждения на момент его явки с повинной, за медпомощью он не обращался. С. указывал на то, что при жизни потерпевших нанес им по одному удару, когда они были мертвы, бил, находясь в состоянии аффекта, однако экспертиза установила, что все повреждения нанесены прижизненно. Хотя, кто знает, и эксперты иногда ошибаются…
Так или иначе, фактическая сторона дела меня интересовала во вторую очередь, поскольку необоснованность приговора, постановленного судом присяжных, не является основанием для его отмены. Я рассчитывал на то, что в случае пересмотра дела фактические обстоятельства будут исследованы более тщательно, тем более что у С. была совершенно определенная версия случившегося. После длительного изучения многотомного дела и судебной практики я пришел к неожиданному для себя выводу: по делу допущены существенные нарушения процесса, которые не были замечены ни адвокатами, ни судом кассационной инстанции. Но, к сожалению, и надзорная жалоба, которую я впоследствии составил и дважды подавал в Верховный Суд РФ, была оставлена без удовлетворения. Далее я приведу ее содержание в некотором сокращении.
* * *
Считаю состоявшиеся решения по уголовному делу незаконными в связи со следующими допущенными существенными нарушениями уголовно-процессуального закона.
1. Неразъяснение обвиняемому особенностей рассмотрения уголовного дела судом с участием присяжных заседателей, права обвиняемого в судебном разбирательстве и порядок обжалования судебного решения.
