В моей практике дела о реабилитации оправданных встречались крайне редко. Не только из-за того, что суды мало оправдывают, но еще и потому, что оправданные боятся вновь «связываться» с государством. Людей, решившихся на подобный шаг, с полным основанием можно назвать героями. Многочисленные примеры судебной практики свидетельствуют о том, что и в настоящее время получить от государства компенсации при жизни удается далеко не всем оправданным, чему способствуют пробелы и упущения законодательства.
Так, по ст. 135 УПК РФ за возмещением имущественного вреда следует обращаться к судье, вынесшему незаконный приговор, а на его объективность не приходится рассчитывать. Дела о компенсации морального вреда рассматриваются в порядке искового производства, то есть оправданному приходится вступать в спор с государством. При этом обычно судьи либо отказывают в принятии иска со ссылкой на необходимость обращения истца в районный суд г. Москвы по месту нахождения Минфина РФ (хотя иск может быть предъявлен по месту нахождения Управления Федерального казначейства по субъекту РФ), либо отказывают в иске, используя обтекаемые фразы ст. 1101 ГК РФ, согласно которой размер компенсации морального вреда зависит от характера и объема причиненных истцу нравственных или физических страданий: мол, нет доказательств страданий оправданного, поэтому ему следует отказать.
Приказ Генеральной прокуратуры РФ и Минфина РФ от 20.01.2009 № 12/3н «О взаимодействии органов прокуратуры и Министерства финансов РФ при поступлении сведений об обращении в суд гражданина с иском (заявлением) о возмещении вреда, причиненного в результате незаконного уголовного преследования» обязывает представителей соответствующих ведомств активно участвовать в исследовании доказательств по заявлениям реабилитированных граждан, выяснять, не отменены ли постановления органа дознания, дознавателя, следователя либо прокурора, принимать меры к обжалованию судебных постановлений. Словом, «борьба» с оправданными при рассмотрении их исков и заявлений к казне – это дело государственной важности.
Борьба с коррупцией «по-российски»
В 2000-х годах в правоохранительной деятельности государства было определено несколько приоритетных кампаний, среди которых борьба с коррупцией занимала важнейшее место. Попасть в нее означало все равно, что оказаться в заказном деле, где в роли «заказчика» выступали не бизнесмены-конкуренты и не криминальные авторитеты, а само государство. Судьи старались не «копаться» в коррупционных делах, хотя в некоторых случаях это следовало делать весьма серьезным образом, поскольку для поддержания статистики органы правопорядка зачастую сами провоцировали коррупционные преступления
[166].
Одним из типичных дел было дело архитектора одного из районов области по двум эпизодам ч. 1 ст. 290 УК РФ. И не потому, что о нем «растрезвонила» пресса, а из-за того, что мой клиент, человек в возрасте, примерный семьянин, заслуженный и уважаемый среди односельчан работник не дожил до приговора. Как мне тогда казалось, его личные качества, порядочность и глубокое сожаление о случившемся не позволили ему пережить этого позора. Уже в самый последний момент судебного разбирательства подсудимый слег в больницу, на вторые сутки после операции умер в результате внезапных осложнений. Проезжая мимо райцентра, я каждый раз вспоминал об этом деле. Еще бы, в шоке от смерти архитектора пребывали и судья, и прикомандированный прокурор, весьма лояльно и с пониманием относившийся к подсудимому.
В сентябре 2010 года газеты писали:
…Архитектор попал в поле зрения правоохранительных органов за получение двух взяток. Как установили следователи, в компетенцию чиновника входили подготовка документов по выбору земельного участка под строительство и выдача разрешения на строительство самих объектов. И вот в начале 2010 года одна из частных компаний обратилась в администрацию района с заявлением о предоставлении земельного участка для строительства магазина по продаже автозапчастей. За эти услуги чиновник потребовал «благодарность». 18 января 2010 года районный архитектор получил взятку в виде ноутбука с комплектующими и аксессуарами на общую сумму около 47 тысяч рублей за подготовку документов по выбору земельного участка под строительство. Кроме того, 31 августа 2010 года подозреваемый получил взятку в размере 30 тысяч рублей за выдачу разрешения на строительство магазина автозапчастей.
Первые мысли, рождающиеся при прочтении этих строк и текста обвинительного заключения: чиновник получил по заслугам. А ведь в ходе следствия Ч. полностью признал свою вину, хотя с пометкой «прошу не заключать меня под стражу». Но в этом деле все было не так просто. Да, из аудиозаписей следовало, что Ч. просил фирму «потерпевшего» оказать «шефскую помощь» в приобретении компьютера и принтера для служебных целей. Кроме того, Ч. был задержан непосредственно после передачи ему денежных средств. Но одновременно с этим, как следовало из аудиозаписей, Ч. неоднократно предлагал «потерпевшему» и свою помощь в строительстве здания в качестве прораба, а после получения им денег сказал такую фразу, представленную в записи: «Я все сделаю, начиная от пола… Когда начнем строить?» Нигде на записях не было и речи о взятках – этот вывод следствие сделало со слов «потерпевшего».
В ходе многочисленных судебных заседаний, прослушивания разговоров архитектора и «потерпевшего», стало понятно, что имеет место банальная провокация преступления. Хотя никто из сотрудников милиции и сам «потерпевший» напрямую не признались в том, что они осуществляли «оперативную игру», подстрекали Ч. к совершению преступления, но было видно, что частная компания, в интересах которой выступал «потерпевший», ни цели, ни возможностей строительства каких-либо объектов не имела и после получения разрешения к строительству не приступала. Опасаясь разоблачения, «потерпевший» неоднократно уклонялся от явки в суд, выехав в одну из кавказских республик. Когда же его все-таки удалось вызвать на допрос, он стал делать вид, что не в полной мере понимает вопросы защитника, отвечал абстрактно на ломанном русском. Но я знал, что у этого гражданина с языком было все в порядке, так как по удивительному стечению обстоятельств мне пришлось с ним общаться ранее.
Инсценировка, в которой он принял участие, возможно вынужденное, попавшись в поле зрение органов на какой-нибудь афере, изначально была направлена в отношении заместителя руководителя районной администрации. Но меченные деньги, которые «потерпевший» подкинул в машину к своей жертве при встрече, осторожный чиновник в руки не взял и поэтому вечером того же дня решено было передать их Ч., хотя никаких договоренностей о встречах и передаче денег, как следует из аудиозаписей, не было.
Фальшивая явка
Как гласит закон, явка с повинной – это добровольное сообщение лица о совершенном им преступлении. Настоящую явку с повинной, пожалуй, можно встретить лишь в произведениях художественной литературы и кинофильмах. Да и кому она нужна, если разобраться? Суд вряд ли справедливо оценит такой душевный порыв. Часто приходилось наблюдать ситуацию: подзащитный признал вину, раскаялся и обвинение основано лишь на его признаниях, без которых не было бы шансов доказать вину и установить виновного, но суд, несмотря на все это, назначает несоразмерно суровое наказание. Объяснение простое: если судья уверен в виновности человека, то не дрогнет его рука: получай по заслугам! Если же вину не признает и доказательства вины слабы, то и судья может поколебаться. Именно поэтому приходится советовать подзащитным: если готовы, возмещайте ущерб потерпевшим, раскаивайтесь в душе, ходите в церковь, но не перед лицом Фемиды, которая это, скорее всего, не оценит.
