Существует заблуждение о «дремучести» сельских судей, в плену которого находился и я некоторое время. Но среди встречавшихся на моем пути судей-провинциалов были весьма достойные люди, профессионалы своего дела, мало чем напоминавшие гоголевских персонажей – миргородского судью Демьяна Демьяновича и судью уездного города Ляпкина-Тяпкина.
Судью, с которым мне пришлось работать по делу С. на протяжении 2012 года, я буду всегда вспоминать с большим уважением хотя бы за то, что он перед процессом нашел время досконально изучить многотомное дело (более полутора тысяч страниц), вдумывался в каждое заявленное защитой ходатайство, не допускал грубого и надменного обращения с подсудимыми, интеллигентно давал понять обвинителю, что главный в процессе – это он, а не прокурор. Располагало в этом человеке и необычайное чувство юмора, и простота общения. И, несмотря на то что судья не принял абсолютно все доводы защиты, его присутствие помогло вскрыть многочисленные грубейшие нарушения закона, допущенные оперативником и следователем. Дел с таким количеством нарушений, пожалуй, не было не только в моей практике, но и в практике прокурора и судьи, из уст которого однажды в процессе вырвалась фраза: «Дурдом на колесиках!»
Наркомания в России на протяжении длительного времени имеет тенденцию к распространению в размерах, угрожающих ее национальной безопасности. По утверждениям прессы, в стране около трех миллионов наркоманов. С каждым годом их становится еще больше. Причем идет качественное изменение наркотизации в сторону сильнодействующих синтетических средств. Как правило, по делам о незаконном обороте наркотиков в моей практике на скамье подсудимых оказывались рядовые наркоманы и распространители этого зла, а организаторы незаконного бизнеса оставались в тени. При этом значительная часть этих дел правоохранительными органами «раскрывалась» не совсем законно с использованием уже описанных мной в этой книге методов провокационной деятельности.
Супруги С. обвинялись в совершении покушения на незаконный сбыт наркотических средств (маковой соломы) организованной группой за период с 4 августа 2010 года по 15 февраля 2011 года – всего семь эпизодов (п. а ч. 3 ст. 228.1 УК РФ). Дело далеко не рядовое, тем более для районного суда, ведь максимальное наказание, предусмотренное законом за это особо тяжкое преступление – 20 лет лишения свободы.
Подсудимые даже близко не напоминали семью наркоманов: оба работали, имели на иждивении двух несовершеннолетних детей, в квартире у них было скромно, опрятно и чисто. Свою тягу к наркотикам С. объяснял весьма необычным образом – они служили своеобразным допингом, поднимающим тонус и повышающим работоспособность. За время общения с С. в период процесса не только мы, адвокаты, но и судья, а местами и прокурор, настолько привыкли к его сленгу (а наркоманы пользуются особым жаргоном), что, сами того не замечая, общались на нем, задавали вопросы подсудимым, свидетелям. Со временем уже никто из присутствующих не нуждался в разъяснениях, в чем разница между «понтовым» и «беспонтовым» наркотиком, что такое «фуфел», кто такой «барыга» и что означает взять «баян» и «вмазаться» – это то же самое, что «раскумариться».
В ходе судебного разбирательства мой подзащитный С. не оспаривал того факта, что он употреблял наркотики и именно с этой целью неоднократно в свободное от работы время ездил в Москву для покупки неочищенных маковых семян. Сбыт наркотиков он и его супруга категорически отрицали. Но на момент принятия поручения на ведение дела С. выяснилось, что оба обвиняемых в ходе следствия неоднократно признавали вину, даже заключили соглашение со следствием о сотрудничестве. Как они пояснили, сделали это под психологическим давлением. Кроме того, в подтверждение вины обвинение ссылалось на показания многочисленных свидетелей-наркоманов, участвовавших в контрольных закупках наркотиков у С-х., а также свидетелей-понятых, присутствовавших при проведении этих мероприятий, аудиозаписи переговоров. Несмотря на то что при первом прочтении обвинительного заключения доказательства обвинения были налицо, меня это не смутило. По своему опыту я понимал, что дело может принять неожиданный оборот, независимо от признательных показаний на следствии.
В ходе судебного разбирательства документально подтвердились доводы С. о том, что допросы на следствии, в которых он признавал вину, реально с ним не производились. В то время С. отбывал срок, и проверить факт посещения его следователем не составило труда. Ни следователя, ни защитника во время так называемых допросов не было. Повторные допросы составлялись обычным копированием текста и даже воспроизводили ранее допущенные орфографические ошибки.
Фактически по данному делу имела место провокация преступления, поскольку достоверно не был установлен умысел С. на сбыт наркотиков: он их никому не предлагал. Тот факт, что у лиц, производивших «закупки», впоследствии были изъяты наркотики, якобы принадлежавшие С., вызывал большие сомнения, поскольку во всех оперативных мероприятиях участвовали наркозависимые лица, которые своим сотрудничеством могли отрабатывать либо «дозу», либо свою свободу.
О незаинтересованности понятых вообще говорить не приходилось: они участвовали на протяжении ряда мероприятий в неизменном составе.
Подробный анализ вмененной подсудимым квалификации и доказательств, представленных обвинением, содержался в моей жалобе, выдержки из которой приводятся ниже.
…Недоказанность «Организованной группы»
Согласно обвинительному заключению организованная группа характеризуется предварительной договоренностью ее членов, устойчивостью и сплоченностью, организованной системой сбыта наркотических средств, системой мер конспирации от правоохранительных органов, строгим распределением ролей и обязанностей при подготовке и совершении преступлений. Однако в обвинительном заключении не конкретизировано, когда и при каких обстоятельствах возник умысел на создание устойчивой организованной группы.
С. якобы должен был организовать оптовые каналы поставки из г. Москвы наркотических средств (л. 3), однако далее по тексту обвинительного заключения отсутствуют доказательства, на основе которых сделан данный вывод, всего вменено в вину С. за период с 4.08.2010 г. по 15.02.2011 г. сбыт 5,518 г маковой соломы, что вряд ли можно квалифицировать категорией «оптовые поставки».
Кроме того, в обвинительном заключении указано на то, что С. должен был совместно со своей супругой С-вой фасовать, приготавливать наркотическое вещество, хранить, наводить порядок в квартире, однако конкретных фактов со ссылкой на доказательства в нем не содержится. В обвинительном заключении речь идет о совместных действиях С-х по подготовке и совершению преступлений, в то время как п. 5, характеризующий организованную группу (л. 5 обвинительного заключения), указывает на существование строгого распределения ролей и обязанностей между участниками организованной группы.
В частности, к обязанностям С. отнесены приискание на территории г. Льгова приобретателей наркотических средств, однако из фабулы обвинения по конкретным эпизодам следует, что он приобретателей наркотических средств не искал и приобрести наркотические средства конкретным лицам не предлагал. Кроме того, в обвинительном заключении при описании отдельных эпизодов, вмененных в вину С., не конкретизировано, какая именно система мер конспирации и каким образом применялась подсудимыми и когда именно.
