Б., будучи допрошенным в качестве обвиняемого и подсудимого, вину в совершении преступления не признавал, пояснил, что наркотическое средства – марихуану – он не приобретал и не передавал П. для последующего сбыта С. 22 октября 2008 года он перевозил П. и его знакомого на автомобиле, находящемся в его пользовании в качестве такси.
Как следует из приговора суда, свидетели С. и По. (лица, фактически завербованные оперативниками), участвовавшие в проверочной закупке, якобы подтвердили тот факт, что Б. привез на пост ДПС П., а затем привез и передал последнему марихуану для последующего сбыта С. Вместе с тем показания указанных свидетелей вызывали сомнения, поскольку они были противоречивыми, в связи с чем последовало оглашение в суде показаний, данных ими ранее в ходе предварительного следствия.
В показаниях, данных С. в ходе предварительного следствия, отсутствовали сведения о том, что именно Б. передавал П. привезенную марихуану («Кто-то из двух неизвестных лиц передал газетный сверток П., кто именно, не помню» – протокол допроса от 13.12.2008 л. д. 80 т. 1, протокол судебного заседания л. д. 116 т. 3). Кроме того, в этих показаниях не конкретизировано, с кем именно П. разговаривал по телефону по поводу марихуаны («Позвонил один из знакомых, который поехал за марихуаной»).
Также из приговора суда следовало, что С. и По. в судебном заседании якобы опознали Б. Опознание Б. в ходе судебного разбирательства было произведено без соблюдения требований, предусмотренных ст. 193, 289 УПК РФ, согласно которым запрещено проведение повторного опознания, лицо предъявляется для опознания вместе с другими лицами, сходными по внешности. При этом суд без достаточных оснований отверг протокол предъявления лица для опознания по фотографии (л. д. 230 т. 1), согласно которому С. опознал Т. как лицо, передавшее П. сверток с марихуаной 22 октября 2008 года. Указанное следственное действие было приближено к произошедшим событиям, поэтому оснований не доверять результатам опознания у суда не имелось. Кроме того, согласно протоколу предъявления лица для опознания С. пояснил, что хорошо запомнил Т. как лицо, передавшее сверток П., и не мог ни с кем его спутать. При опознании Б. (л. д. 234 т. 1) С. пояснил, что тот находился за рулем автомобиля в тот момент, когда Т. передавал П. газетный сверток с марихуаной, и также добавил, что все это он помнил хорошо.
В обосновании виновности Б. суд также сослался на показания свидетеля-оперативника М. Помимо того что указанный свидетель был лицом, заинтересованным в подтверждении законности произведенных им оперативно-розыскных мероприятий, показания указанного свидетеля являются противоречивыми, что привело к оглашению в суде ранее данных им показаний. Он в ходе бесед П. и Б. не присутствовал, на вопрос о том, кто передал П. сверток с наркотиком, он лишь в ходе судебного заседания при первоначальном рассмотрении дела заявил «по-моему, Б.», а далее в том же судебном заседании пояснил, что П. передал Б., а последний передал С. (л. д. 83 т. 3), в то время как достоверно установлено и отражено в обвинении, что С. получил сверток с наркотиком от П.
В приговоре также имеется ссылка на показания свидетелей-понятых Г. и К. (л. д. 139), оглашенные в судебном заседании, как указано судом, «в порядке ст. 281 ч. 1 УК РФ в связи с их неявкой в суд». Вместе с тем действующее уголовно-процессуальное законодательство не предусматривает возможности оглашения показаний свидетелей лишь по мотивам их неявки в суд. Из показаний указанных лиц нельзя сделать вывод о том, что именно Б. звонил П. по поводу марихуаны и именно он впоследствии по прибытии на место проверочной закупки передавал газетный сверток с наркотическим средством.
В подтверждение вины Б. суд сослался на показания свидетелей Е. и П., которые, однако, не свидетельствуют о виновности осужденного: Е. пояснял, что в пользовании Б. имелся автомобиль, а П. – о том, что Б. подвозил его на указанном автомобиле, не поясняя последнему о своих намерениях по сбыту наркотических средств.
Вывод суда о том, что голос мужчины, разговаривавшего по телефону с П., принадлежат Б., основан на показаниях свидетелей С., Би., К., Пе. Вместе с тем указанные свидетели не обладают специальными познаниями, поскольку не являются экспертами и не могут проводить какие-либо фоноскопические исследования на предмет идентификации голоса.
Будучи допрошенным на следствии, С. пояснил, что прекратил общаться с Б. из-за неприязненных отношений (л. д. 221 т. 2). Свидетель К. указывал лишь на то, что голос на представленной аудиозаписи похож на голос Б., но точно он утверждать этого не может (л. д. 228 т. 2, л. д. 89 т. 3), свидетель Пе. пояснил, что мог ошибаться при узнавании голоса Б. в прослушанных аудиозаписях (л. д. 91 т. 3) и, кроме того, ему представляли протоколы расшифровки разговоров с указанием фамилии Б.
Обвиняемым были предоставлены образцы голоса (л. д. 206 т. 2), однако, согласно справке эксперта-фоноскописта от 1.04.2010, представленных на исследование фонограмм аудиозаписи в ходе проверочной закупки и телефонных переговоров недостаточно не только для вывода о принадлежности голоса в категоричной, но и в вероятностной форме (л. д. 210 т. 2).
Согласно протоколу судебного заседания свидетели С. и По. были допрошены судом в условиях, исключающих визуальное наблюдение свидетелей другими участниками судебного разбирательства. Вместе с тем, согласно ч. 5 ст. 278 УПК РФ, допрос свидетелей в указанной форме возможен лишь в случае вынесения судом соответствующего постановления. В связи с тем, что требования закона в этой части выполнены не были, что следует из протокола судебного заседания, показания свидетелей С. и По. считаются недопустимыми доказательствами. Вопрос о допустимости допроса указанных свидетелей в порядке ч. 5 ст. 278 УПК РФ необходимо оценивать не только с формальной, но и с содержательной стороны. Фактически, свидетель С. в суде дал крайне противоречивые показания: сначала он пояснил, что сверток (с наркотиками) П. передал худой парень со шрамом на лице (у Б. никакого шрама на лице не было и нет) (с. 11 протокола), а потом что Б. передавал П. сверток (с. 12).
Таким образом, достоверно не было установлено, что Б. имел умысел на незаконный сбыт наркотических средств группой лиц по предварительному сговору. Сам по себе факт его присутствия во время действий по передаче наркотического средства, транспортировка лица, у которого такое средство находится, а также лица, которое намеревается сбыть наркотическое средство, состава преступления не образует.
Волнительный момент отмены приговора судом кассационной инстанции с возвращением дела на новое рассмотрение я не забуду никогда, так как от переполненных чувств в зале суда плакали родственники Б.
В ходе нового рассмотрения дела «засекреченные» понятые вновь опознали подсудимого как лицо, передавшее наркотики, однако не могли пояснить, почему в отношении них были приняты меры безопасности, кто им угрожает. Этих людей с неизвестными лицами и фамилиями приводили сотрудники милиции в потайную комнату, а в зале суда были слышны лишь их видоизмененные голоса. Зависимость их от следствия стала мне очевидной, когда я случайно увидел, что один из «засекреченных» свидетелей был доставлен конвоем в наручниках. Фоноскопическая экспертиза, которая была проведена в другом экспертном учреждении, также не смогла подтвердить, что голос на записи с фразой о наркотиках принадлежит именно Б.