– Я постараюсь доказать, что тот, который своей головой разбил лобовое стекло, должен получить около пяти лет за повреждение чужого имущества и попытку воровства… А второй, который отлетел в кусты, может и восемь схлопотать за попытку убежать с места происшествия.
Ряд анекдотов посвящен красноречию известного дореволюционного адвоката Ф. Н. Плевако.
Могло быть и хуже
Плевако имел привычку начинать свою речь в суде фразой: «Господа, а ведь могло быть и хуже». И какое бы дело ни попадало, он не изменял своей фразе. Однажды Плевако взялся защищать человека, изнасиловавшего собственную дочь. Зал был забит битком, все ждали, с чего начнет адвокат свою защитительную речь. Неужели с любимой фразы?
Плевако встал и хладнокровно произнес:
– Господа, а ведь могло быть и хуже.
И тут не выдержал сам судья.
– Что, – вскричал он, – скажите, что может быть хуже этой мерзости?
– Ваша честь, – спросил Плевако, – а если бы он изнасиловал вашу дочь?
Старушка с чайником
Однажды Плевако участвовал в защите старушки, вина которой состояла в краже жестяного чайника стоимостью 50 копеек. Прокурор, зная, кто будет выступать адвокатом, решил заранее парализовать влияние речи защитника и сам высказал все, что можно было сказать в пользу подсудимой: бедная старушка, нужда горькая, кража незначительная, подсудимая вызывает не негодование, а только жалость. Но собственность священна, и, если позволить людям посягать на нее, страна погибнет. Выслушав прокурора, поднялся Плевако и сказал:
– Много бед и испытаний пришлось перетерпеть России за ее более чем тысячелетнее существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары, поляки. Двенадцать языков обрушились на нее, взяли Москву. Все вытерпела, все преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь, теперь… старушка украла чайник ценою в пятьдесят копеек. Этого Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно.
Естественно, старушка была оправдана.
Отпускание грехов
Судили священника. Вина была доказана, и сам подсудимый во всем сознался. Поднялся Плевако.
– Господа присяжные заседатели! Дело ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый совершил и сам в них признался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал вам на исповеди грехи ваши. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его грехи.
Священника оправдали.
Туфли сняла
Как-то Плевако защищал мужчину, которого проститутка обвинила в изнасиловании и пыталась получить с него значительную сумму якобы за нанесенную травму. Обстоятельства дела: истица утверждает, что ответчик завлек ее в гостиничный номер и там изнасиловал. Мужчина же заявляет, что все было по доброму согласию. Последнее слово за Федором Плевако.
– Господа присяжные, – заявляет он. – Если вы присудите моего подзащитного к штрафу, то прошу из этой суммы вычесть стоимость стирки простынь, которые истица запачкала своими туфлями.
Проститутка вскакивает и кричит:
– Неправда! Туфли я сняла!
В зале хохот. Подзащитный оправдан.
Защита невинности
Показательным было дело управляющего московской гостиницей «Черногория» некоего Фролова, привлеченного к уголовной ответственности за самоуправство. Девушка приехала в Москву из провинции и остановилась в этой гостинице, заняв отдельную комнату на третьем этаже. Было уже за полночь, когда подвыпивший Фролов решил нанести ей «визит». На требование впустить его проснувшаяся от стука девушка ответила отказом, после чего, по приказу Фролова, полотеры начали ломать дверь. В тот момент, когда дверь затрещала, девушка в одной сорочке при 25-градусном морозе выпрыгнула из окна. На ее счастье, во дворе было много снега, и она до смерти не расшиблась, хотя и сломала руку. При рассмотрении дела в суде обвинительная сторона «наивно» отказывалась понять, чего так испугалась девушка и почему выбросилась из окна с риском для жизни. Недоумение прокурора разрешил Плевако, защищавший интересы пострадавшей. Его речь была краткой и свелась к проведению такой параллели:
– В далекой Сибири, – сказал Плевако, – в дремучей тайге водится зверек, которого судьба наградила белой как снег шубкой. Это горностай. Когда он спасается от врага, готового его растерзать, а на пути встречается грязная лужа, которую нет времени миновать, он предпочитает отдаться врагу, чем замарать свою белоснежную шубку. И мне понятно, почему потерпевшая высочила в окно.
Пятнадцать лет несправедливой попреки
Однажды попало к Плевако дело по поводу убийства одним мужем своей жены. На суд адвокат пришел, как обычно, спокойный и уверенный в успехе, причем безо всяких бумаг и шпаргалок. И вот, когда дошла очередь до защиты, Плевако встал и произнес:
– Господа присяжные заседатели!
В зале начал стихать шум. Плевако опять:
– Господа присяжные заседатели!
В зале наступила мертвая тишина. Адвокат снова:
– Господа присяжные заседатели!
В зале прошел небольшой шорох, но речь не начиналась. Опять:
– Господа присяжные заседатели!
Тут в зале прокатился недовольный гул заждавшегося долгожданного зрелища народа. А Плевако снова:
– Господа присяжные заседатели!
Началось что-то невообразимое. Зал ревел вместе с судьей, прокурором и заседателями. И вот наконец Плевако поднял руку, призывая народ успокоиться.
– Ну вот, господа, вы не выдержали и пятнадцать минут моего эксперимента. А каково было этому несчастному мужу слушать пятнадцать лет несправедливые попреки и раздраженное зудение своей сварливой бабы по каждому ничтожному пустяку?!
Зал оцепенел, потом разразился восхищенными аплодисментами. Подсудимого оправдали.
* * *
В Калуге, в окружном суде, разбиралось дело о банкротстве местного купца. Защитником купца, который задолжал многим, был вызван Ф. Н. Плевако. Представим себе Калугу второй половины XIX века. Это русский патриархальный город с большим влиянием старообрядческого населения. Присяжные заседатели в зале – купцы с длинными бородами, мещане в чуйках и интеллигенты доброго христианского нрава. Здание суда было расположено напротив кафедрального собора. Шла вторая седмица Великого поста. Послушать «звезду адвокатуры» собрался весь город. Федор Никифорович, изучив дело, серьезно приготовился к защитительной речи, но «почему-то» ему не давали слова. Наконец около пяти часов вечера председатель суда объявил:
– Слово принадлежит присяжному поверенному Плевако.
