Помимо «силовых» способов «раскрытия» преступлений широко распространены и «интеллектуальные». Речь идет о применении различного рода уловок (обмана) с целью получения признательных показаний, которыми чаще всего пользуются следователи (об этом чуть позже).
Иногда оперативники с помощью уговоров «списывают» нераскрытые преступления на ранее судимых лиц, инвалидов, несовершеннолетних и даже душевнобольных. Вспоминаю случай, когда психически больного оперативник уговорил «взять» на себя ряд эпизодов, пообещав за это, что бы вы думали, – деньги, которые, конечно же, никто давать не собирался.
Среди оперативников есть и «высоколобые интеллектуалы», которые «раскрывают» преступления, созданные ими же, то есть речь идет о провокации преступлений по делам по ст. 228 УК РФ («Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов»), ст. 228.1 УК РФ («Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов»), по делам о взятках и коммерческом подкупе (ст. 204, 290, 291 УК РФ), нарушении авторских и смежных прав (ч. 2 ст. 146 УК РФ). Провокация имеет место, если умысел на совершение преступления изначально отсутствовал и сформировался исключительно в результате действий оперативных сотрудников правоохранительных органов.
Вы спросите: пусть оперативники поймали не преступника, но следователь-то должен во всем разобраться? Как бы не так! В России сложилась устойчивая практика, когда сотрудники оперативных служб фактически «раскрывают» преступление еще до возбуждения уголовного дела, навязывают следователю лишь ту версию, которая возникла при проведении негласной работы, связанной с применением недозволенных мер, поскольку других материалов и других версий в распоряжении следователя нет! А разбираться во всем на самом деле некому из-за отсутствия профессиональных кадров и реальной самостоятельности следователей, продекларированной в УПК РФ.
По закону следователь может обжаловать указания руководителя следственного органа руководителю вышестоящего следственного органа, но такое в практике – исключительная редкость, поскольку именно от руководителя зависит аттестация следователя, предоставление отпусков, продвижение по службе и пр. Справедливо будет отметить, что указания следователю, как правило, даются в направлении усиления уголовной репрессии. Естественно, что в таких условиях компетенция и профессионализм следователю просто не нужны. Именно поэтому следствие ведут сейчас не знатоки, а все больше некомпетентные люди, особенно на низовом уровне, работает очень много молодежи, не имеющей ни жизненного, ни профессионального опыта, а подчас – и необходимых познаний в области права, криминалистики, психологии и др.
Большинство следователей, так же как и оперативники, стремятся получить от подозреваемых признательные показания. Хотя, они, как правило, не принимают участия в пытках, но для достижения своих целей могут использовать различного рода уловки – обещания (мнимые или реальные), не всегда совместимые с законом и моралью:
• освободить обвиняемого из-под стражи (или же не заключать под стражу);
• договориться с судьей о смягчении наказания либо о том, что такое смягчение обвиняемый получит в силу закона (например, будет осужден к наказанию, не связанному с лишением свободы, по статье, предусматривающей ответственность за менее тяжкое преступление, чем то, за которое предъявлено обвинение, либо дело будет прекращено в суде, например за примирением);
• не привлекать к уголовной ответственности обвиняемого по некоторым эпизодам или дополнительным статьям УК РФ (торговля «эпизодами»);
• не привлекать к ответственности близких обвиняемому лиц – соучастников преступления;
• разрешить свидание с родственниками.
Кроме того, следователи могут «убедить» в необходимости признания вины ссылкой на наличие в деле достаточных доказательств вины, в том числе уличающих, на показания соучастников при отсутствии таковых.
Получение признательных показаний может быть связано и с различного рода угрозами (заключения под стражу до суда
[28], совершения противоправных действий в условиях досудебной изоляции, подвержения обвиняемого максимально строгому наказанию, лишения свиданий с родственниками и пр.) как в отношении обвиняемого, так и в отношении близких ему лиц. Угрозы в последнем случае могут оказаться особенно эффективными, если задержанный изолирован от внешнего мира и поэтому не имеет возможности узнать, что происходит с его близкими.
Часто в протоколах допросов следователи пишут то, что им нужно, рассчитывая, что участники процесса читать эти протоколы не станут в силу беспечности, страха, либо уважения к следователю, либо просто из-за того, что допрашиваемый не взял с собой очки, находится в состоянии алкогольного опьянения и т. п. Здесь на помощь приходит компьютерная техника, когда достаточно лишь скопировать показания ранее допрошенного лица, изменив лишь анкетные данные, а результат – ни одного противоречия в деле. Как только в таких протоколах появляется подпись допрашиваемого лица – ловушка для него закрывается, ведь отказаться от показаний в дальнейшем практически невозможно. Вспоминаю откровения одного следователя, который как-то заметил: несложно при подписании протокола отвлечь внимание любого человека, переведя разговор на тему, не связанную с допросом, а затем воспользоваться этим «в интересах дела». Находчивости следователей нет предела: мне приходилось сталкиваться со случаями, когда они вообще не производили допросов, а приходили к гражданам с заранее составленными протоколами для подписания. Для того чтобы создать перед руководством иллюзию тщательного расследования, следователи иногда «раскидывают» следственные действия на как можно большее количество дней, внося ложные сведения о датах составления протоколов.
Повсеместно на следствии распространена практика отказа стороне защиты в удовлетворении заявленных ходатайств без указания мотивов такого решения с общими ссылками на нормы закона. Некоторые изощренные следователи используют штампы типа:
Ходатайство защитника удовлетворению не подлежит, так как оно ведет к затягиванию дела.
Кстати, именно по этим причинам у многих защитников вошло в привычку вообще не заявлять никаких ходатайств на стадии предварительного расследования.
К основным показателям деятельности следственных подразделений в настоящее время относится количество уголовных дел, направленных в суд с обвинительным заключением
[29]. Прекращение уголовных дел («работа на корзину») не приветствуется, особенно – по реабилитирующим основаниям. При отсутствии «судебной перспективы» уголовного дела (слабой доказательственной базе, наличии различных нарушений при расследовании уголовного дела и т. п.) следователи, при согласии своего руководства, предпочитают прекратить уголовное дело по различным нереабилитирующим основаниям, приемлемым в данной ситуации, а лучше всего – приостановить дело фактически на неопределенный срок. По каждому случаю прекращения уголовных дел, прежде всего – по реабилитирующим основаниям, проводится служебная проверка, которая, как правило, заканчивается для следователя дисциплинарным взысканием и материальными лишениями. В целом можно сказать, что на сегодняшний день следователь фактически выполняет роль оформителя, в задачи которого входит не расследование преступлений, а оформление материалов дела с обвинительным заключением в суд.
