Многие слова, используемые в медицине, взяты из греческого. Вероятно, потому, что значительная часть того, что мы называем медициной, зародилась в Греции. Врачи произносят клятву Гиппократа (правда, она не начинается со слов «Не навреди», это миф). Традиционно Гиппократа считают первым, кто стал рассматривать болезнь как естественное явление, а не наказание богов. Кадуцей, посох, обвитый двумя змеями, обычно изображенный на задней двери машины скорой помощи, пришел из греческой мифологии: он напоминает посох Асклепия (сына Аполлона и врачевателя), который обвивает одна змея. Как по мне, греки были слишком высокого мнения о змеях. Хотя они, конечно, лучше пиявок.
Я долгое время полагала, что такие слова, как «оториноларинголог» (врач, лечащий заболевания уха, носа и горла, – проще говоря, лор), «офтальмолог» и «ортодонт», – греческого происхождения, и так оно и есть, но не в привычном нам смысле: древние греки не получали консультации таких специалистов и не носили на зубах брекеты. Оратор Демосфен не обращался к логопеду: по легенде он наполнял рот камешками и тренировался произносить речь при шуме прибоя
[60]. Позже, убрав камешки, он обратился к аудитории – и его голос зазвучал сильно и чисто. А вышеупомянутые слова собрали из отдельных греческих корней, когда появились соответствующие медицинские дисциплины. Получились эдакие лингвистические монстры Франкенштейна.
Образованные медики викторианской эпохи, вероятно, изучали латынь и греческий, хотя не все врачи были знатоками античности. Тем не менее, когда пришло время придумывать названия для новых явлений, они обратились к греческому языку. Может, потому, что это был самый старый, самый стабильный, самый проверенный источник. Возможно, сыграла свою роль склонность людей к мистификации: экстравагантные слова производят впечатление. В древнеанглийском были свои названия для разных органов, частей и субстанций тела: легких, крови, почек, кишечника, локтей, коленей. Не было нужды использовать греческие слова, однако язык благодаря им только выиграл: теперь у нас есть два способа сказать одно и то же. Можно даже утверждать, что греческие слова создают некую успокоительную дистанцию между нами и нашими телами. Что вам больше понравится: синдром теннисного локтя или эпикондилит? Водянка головного мозга или гидроцефалия? Греческие термины облагораживают болезнь, даже если им не удается ее устранить. Заболевание печени – гепатит. Нефрит поражает почки. Артрит – моя мама всегда ошибочно называла его артуритом – затрагивает суставы, но звучит абстрактнее, чем «болезнь суставов» (хотя лично я бы не хотела иметь ни то ни другое).
Благодаря греческому языку части тела и названия врачебных профессий звучат серьезнее, внушительнее, и некоторые врачи могут использовать это в своих интересах. Как-то летом я обнаружила, что у меня появились зеленоватые пятнышки на пальцах ног (я тогда проводила много времени босиком на пляже), и спросила о них врача. «Это просто пигмент», – сказал он, использовав в диагнозе причудливую замену для слова «цвет». Если бы хирурги знали, что слово «хирургия» происходит от древнегреческого cheirourgia – χειρ («рука») + εργον («работа»), что означает «дело рук, рукоделие», и может с тем же успехом относиться к вышиванию (а не только к операциям на головном мозге), возможно, спеси бы у них поубавилось.
Все мы просто люди, гоняющиеся за теми же мечтами, которые когда-то вдохновляли наших предков. Взять хотя бы изобретателя современного вертолета Игоря Сикорского, который, по сути, продолжил дело Дедала. Последний был прирожденным инженером: он сделал крылья из перьев и воска и вместе с сыном попытался с их помощью улететь с Крита. Все знают, что произошло: Икар приблизился к солнцу, воск растаял, и он упал в то, что сейчас называется Икарийским морем
[61]. В слове «вертолет» (по-английски helicopter) объединены два корня: helix («спираль») и pteryx («крыло» – найдите тот же корень в слове «птеродактиль»). По-простому мы называем вертолет «вертушкой».
Или вспомните телефон, запатентованный Александром Беллом. В основе термина лежат греческие слова, означающие «далеко» (τηλε) и «голос» (ϕωνη): «голос издалека». Ирландское слово для телефона – guthan, что можно перевести как «голосовая коробочка»; оно создано путем добавления суффикса к ирландскому слову «голос». Иногда мы называем телефон «трубкой», но создатель хотел найти новое наименование для своего революционного изобретения, и так «телефон» закрепился в нашем лексиконе. Почему, придумывая названия для чего-то нового, мы опираемся на мертвые языки? Может, потому, что, используя слова древних языков, мы добавляем этим названиям весомости?
Авторитетным источником в отношении древнегреческого языка является греко-английский словарь Лидделла и Скотта, впервые опубликованный в 1843 году. Происхождение книги окутано тайной: по одной из версий, издатель обратился к студенту по имени Роберт Скотт с идеей создания греко-английского словаря, и Скотт согласился – при условии, что будет работать над ним в соавторстве со своим другом Генри Джорджем Лидделлом.
Говорят, Лидделл был типичным оксфордским преподавателем и деканом. Высокий, седой, с аристократичными манерами, он был рукоположен по англиканскому обряду и служил священником принца Альберта, мужа королевы Виктории. У Лидделла с женой было десять детей; одной из его дочерей, Алисе Лидделл, предстояло стать «самой знаменитой девочкой в английской литературе». Чарльз Лютвидж Доджсон любил наблюдать из окна библиотеки, как она играет с сестрами в саду у дома декана. Девочка вдохновила его – уже как Льюиса Кэрролла – на создание историй, которые затем превратились в «Алису в Стране чудес» и «Алису в Зазеркалье». Он был одним из первых, у кого появился фотоаппарат, и с удовольствием фотографировал Алису в разных костюмах и позах. Сегодня его могли бы обвинить в сексуальных извращениях. Расположения Алисы Лидделл добивался и Джон Рёскин
[62], но, так и не проникшись нежными чувствами ни к одному из поклонников-литераторов, она вышла замуж за игрока в крикет Реджинальда Харгривза.
Итак, Лидделл и Скотт приступили к работе в 1834 году. По сути, они перевели греко-немецкий лексикон Франца Пассова, который, в свою очередь, взял за основу работу Иоганна Готлоба Шнайдера начала XIX столетия.
Для филологов-классиков отличие лексикона от словаря заключается в том, что в первом содержатся слова, встречающиеся в работах определенных авторов, с цитатами и определениями. Пассов начал с Гомера и Гесиода, затем перешел к Геродоту; Лидделл и Скотт вплотную занялись Геродотом и Фукидидом. Биограф Лидделла так описывает их метод: «Узус каждого слова отслеживался от самого простого и рудиментарного значения до всевозможных производных и использования в метафорах… Каждый набор значений иллюстрировался – настолько глубоко, насколько было возможно – историческим контекстом: подходящими цитатами из авторов предыдущих периодов».
