Несмотря на все это, я испытывала некоторую симпатию к Электре. В моем представлении, у нее не было выбора. Она ненавидела свою мать и не могла обрести покой, пока Клитемнестра не умрет. Но как только она убьет свою мать, все станет только хуже, а не лучше. Это как если бы вам что-то попало в глаз и не давало покоя, но, вместо того чтобы попытаться отвлечься или научиться жить с этим, вы выдавливаете глаз – и тут же понимаете, что соринка в глазу была далеко не так ужасна.
В следующий раз я осталась после урока и рассказала профессору Слаткин о своем озарении, и она ответила, что это хороший пример анагноризиса, узнавания. Этот термин, предложенный Аристотелем, означает поворотный момент в пьесе, когда персонаж вдруг осознаёт что-то важное. Орест отвергает план Электры – он знает, что это нехорошо, но сестра все равно на него давит. Хоть и весьма отдаленно, в этой сцене я вдруг увидела свою семью: мои детские попытки склонить брата на свою сторону, чтобы заручиться его симпатией и выступить против мамы. К счастью, он не поддался. Ни одной капли крови не было пролито в доме Норрисов.
Моя карьера в качестве трагической актрисы достигла своего апогея в следующем году, когда меня вывели из хора и я получила ведущую партию в «Троянках». Это снова был Еврипид, а играть я должна была Гекубу, царицу Трои. Я, конечно, надеялась играть Кассандру – немая роль обезумевшей девушки подошла бы мне идеально, но, поскольку мне было тридцать три, по возрасту меня забраковали на роль пророчицы, отдав ее изящной, худенькой студентке. Наш режиссер, отличавшийся проницательностью, сказал мне, что если я откажусь играть Гекубу, то роль достанется Хилари, которая пела со мной в хоре в прошлом году. Этого я не могла допустить.
Гекуба – главный персонаж пьесы. Занавес поднимается, она лежит на земле после взятия Трои. Она потеряла сына Гектора и мужа, царя Приама. В пьесе показан конец, трагические последствия войны глазами троянок. Сюжет вновь строится линейно: Кассандра и Андромаха, жена Гектора, то приходят, то уходят; Елена, заклятая врагиня Гекубы, появляется после воссоединения с мужем Менелаем; тело молодого Астианакта (наследника Гектора, которого греки сбросили с башни троянской цитадели, чтобы он не смог отомстить за отца и город) передают его бабушке. Талфибий, глашатай Агамемнона, которого играет мой друг, киприот Деметриос, проявляет к Гекубе сочувствие. Пьеса представляет собой упражнение в образовании сравнительной и превосходной степени: Гекуба начинает грустить и становится все грустнее, и грустнее, и грустнее, пока наконец не станет самой грустной женщиной на земле.
Роль потребовала от меня настоящего подвига по запоминанию. В каждой сцене был длинный монолог – сорок или более строчек на греческом. Я начала с последнего, речи, произносимой над телом покойного Астианакта, потому что знала: если выучу монологи по порядку, последний будет самым слабым, а ведь он был одновременно и кульминацией, и самым мрачным моментом в судьбе несчастной Гекубы. Мне удалось в свое время найти что-то общее между собой и Электрой (ведь я сама была дочерью и сестрой). Но как бы мне понять Гекубу? Она была женой, матерью и царицей. Королева – это было одно из прозвищ, которыми отец называл маму.
Мне недолго пришлось искать ролевую модель – мать, скорбящую по ребенку, которого она потеряла. У меня перед глазами была собственная мама с ее бесконечными историями – например, как после похорон Патрика, не понимая, что происходит, я, едва научившись ходить, подошла к отцу, словно чтобы напомнить: «Эй, я все еще здесь – как же быть со мной?» И он сказал: «Славная ты, Мэри». А еще я прекрасно помню, как однажды мой младший брат вышел к входной двери встретить меня и сообщил, не скрывая своего беспокойства: «Мама достала похоронные вещи Патрика и плачет». Мы с ним всю жизнь пытались понять, насколько сильно на нас повлияла смерть брата.
Я целый день посвятила работе над речью, которую мой персонаж будет произносить над Астианактом, и попыткам удержать ее в памяти. Я добавляла потихоньку по строчке, пока к вечеру в моей голове не образовалась настоящая каша. Я чувствовала себя удавом, проглотившим поросенка. Я сделала ксерокопии всех своих монологов и наклеила их на небольшие карточки, чтобы Гекуба всегда была у меня в кармане. Когда я плавала в бассейне, я мысленно добавляла по строчке с каждым проделанным кругом. Последним, что я выучила, была гневная речь, обращенная к Елене. Я даже напугала кошку, сидевшую у меня на коленях: она не могла понять, почему я так рассердилась. В иерархии греческих драматургов-трагиков Еврипиду раньше отводили третье место после Эсхила и Софокла, но он определенно знал свое дело. Если не паниковать, все, что мне понадобится, если я вдруг забуду строчку, – просто подумать о том, что идет дальше, чисто по логике, и все получится.
Я переживала, как бы мне не переборщить с грустью в начале, чтобы показать все, на что я способна, когда дело дойдет до Астианакта. В 1971 году Гекубу в фильме «Троянки» сыграла Кэтрин Хепберн. Я была поклонницей Хепберн, но в свое время пропустила эту картину и не смела смотреть ее теперь, когда мне самой предстояло сыграть ту же роль, да к тому же на мертвом языке, да к тому же не имея выразительных скул Кэтрин. И я решила написать актрисе письмо. «Уважаемая Кэтрин Хепберн», – написала я и рассказала о своей проблеме (о том, что мне предстоит играть Гекубу по-гречески). Я спросила мисс Хепберн, как она разнообразила свою игру. У меня был небольшой опыт в музыкальной комедии, но допустимо ли в трагедии играть так, чтобы аудитория смеялась?
Вскоре я получила ответ. Он был отпечатан на фирменном бланке и датирован 15 января 1985 года, на бланке красным цветом было выгравировано имя Кэтрин Хоутон Хепберн. «Уважаемая Мэри Джейн Норрис», – так начиналось письмо. (Я решила подписаться тем именем, под которым меня знали в католической школе, чтобы меня не путали с моей бабушкой, Мэри Б. Норрис, хотя она и не была известной актрисой.) «Мне очень жаль, что вы пропустили “Троянок”, – писала Хепберн, и я даже представила себе ее интонацию и как в этот момент дрожит ее подбородок. – Конечно, мы играли это так, чтобы аудитория смеялась. Это единственный способ – особенно в случае с Гекубой. Удачи вам! Я уверена, вы будете иметь успех!» Я испытала некоторое облегчение, поняв, что Гекуба может быть нестандартной.
И снова Эд Стрингем привел своих друзей и коллег, чтобы немного разбавить аудиторию. Он убедил приехать Беату – женщину, которая работала на него в шестидесятых, они оба изучали греческую поп-музыку и колесили по Родосу вместе с ее мужем. Пришел кто-то из начальства и даже парень из отдела макияжа. В тот момент офис переживал настоящую агонию: контрольный пакет акций переходил к «Конде Наст» – возможно, именно это чрезвычайное положение подстегнуло интерес сотрудников к падению Трои.
В том спектакле было два хора, они вобрали в себя весь спектр женских голосов. Мы были одеты в тоненькие рубашки персикового цвета, как униформа в «Бургер Кинг». Щит Гектора был сделан из пластика. Из того же материала мы смастерили бутафорскую скалу, которая представляла собой Трою; когда я опиралась на нее, она двигалась. Мой брат, как всегда, дал мне здравый совет: «Даже не вздумай тратить свое время на переживания о том, что вне зоны твоей ответственности».
