Естественно, сразу встает вопрос: кого же казнили вместо Иисуса? На это отвечают по-разному. Некоторые говорят: это был некий благочестивый юноша, добровольно вызвавшийся умереть за Иисуса. Другие: это был Симон Киринейский, тот, что нес крест. Наконец, третьи говорят, что Аллах придал облик Иисуса Иуде – и так предатель понес свое наказание. Эта последняя версия сейчас, пожалуй, наиболее популярна.
Еще один внутриисламский спор касается вознесения Иисуса. Коран учит, что «Аллах вознес Иисуса к себе», поэтому мусульмане верят в его вознесение на небеса и последующее возвращение
[22]. Так что большинство мусульман, как и христиане, ждут второго пришествия Мессии. Но наш джамаат с этим спорил, поскольку Мессией называл себя наш лидер, Ахмад. Опираясь на Библию, он показывал, что иудеи ошибочно ожидали возвращения с небес Илии, Иисус же доказал, что этим вернувшимся Илией был Иоанн Креститель. Так же и ныне мир ждет возвращения Иисуса, не зная, что он уже вернулся в самом Ахмаде.
Разумеется, я отстаивал именно то, чему учил мой джамаат, так что защищал и теорию обморока, и идею о том, что вместо вознесения Иисус отправился в Индию и умер там в глубокой старости
[23]. Чем больше я делился своими взглядами, тем больше утверждался в вере, и проповедовал все чаще и все смелее по мере того, как замечал, что никто не может мне возразить. Я чувствовал, что овладел половиной аргументации, необходимой, чтобы стать хорошим послом ислама, и полагал, что справиться со второй половиной будет еще легче. Так оно и оказалось.
Подробнее о взглядах мусульман на распятие Иисуса читайте в книге «Нет Бога, кроме Единого» (No God but One), часть 6: «Умер ли Иисус на кресте?»
14. Отец больше Иисуса
К десятому классу моя жизнь довольно сильно изменилась. Я начал гораздо больше времени проводить с друзьями – и в школе за разными занятиями, и болтая по телефону. Начал обращать намного больше внимания на свою одежду, за что не раз выслушивал упреки от Амми. Даже просил Амми купить мне контактные линзы вместо очков, чтобы развеять сложившуюся у меня в классе репутацию «ботана» – но тщетно.
Притяжению западной культуры было все труднее сопротивляться. Родители не позволяли мне ни ночевать у друзей, ни ходить на школьные дискотеки. Однако мы с друзьями все больше сближались, и было очень обидно, что всем этим они занимаются без меня.
Но я по-прежнему гордо «представлял ислам», особенно когда меня прямо спрашивали о моих религиозных взглядах – как произошло однажды на уроке латинского языка.
Латынь в Старшей школе принцессы Анны преподавали двое учителей, и оба очень радовались, когда ученики интересовались их предметом. Одна из этих учителей, миссис Эрлз, была ко мне намного добрее и снисходительнее, чем я заслуживал. Мне нравилась латынь и нравились ее уроки. Однако, не встречая у нее сопротивления, я день ото дня позволял себе все больше вольностей. Я был из тех школьников, что часто забывают сделать домашнее задание, а потом стараются успеть в последнюю минуту, на перемене или на предыдущем уроке. Уроки миссис Эрлз были перед испанским языком, и я не раз делал на ее лекциях домашние задания по испанскому. Учебник испанского я клал под учебник латыни и заглядывал в него, когда миссис Эрлз смотрела в другую сторону. Уже в середине года я понял, что она все замечает, просто терпит мои проделки.
Родители не позволяли мне ни ночевать у друзей, ни ходить на школьные дискотеки. Однако мы с друзьями все больше сближались
Итак, однажды на латыни я делал домашнее задание по испанскому, как вдруг девочка, сидевшая передо мной, обернулась и сказала:
– Набиль, можно тебя кое о чем спросить?
Эту девочку звали Бетси, и она была евангелической христианкой – единственной ярко выраженной христианкой у нас в классе. Об этом знали все, потому что она никогда не упускала случая об этом поговорить. Бетси была доброй, всегда готова была помочь любому, однако о своей вере говорила мягко, но непоколебимо – так что остальным рядом с ней становилось как-то неловко. У нас считалось, что она «странненькая», если не просто чокнутая.
– Да, конечно.
Я понятия не имел, что последует дальше. Должно быть, у нее что-то серьезное. Если бы хотела, скажем, карандаш попросить – просто, без долгих предисловий, попросила бы карандаш. Причем не у меня. Я вечно забывал карандаши дома.
Она глубоко вздохнула, словно собираясь с духом, а затем спросила:
– Ты знаешь об Иисусе?
Тут я понял: она и вправду чокнутая. На минуточку, мы сидим на уроке латинского языка! Но в то же время я ощутил к ней уважение. Почему другие христиане никогда меня об этом не спрашивали? Они же считают, что без Иисуса не попадешь в рай, верно? Значит, им все равно, что я могу попасть в ад? Или просто они сами ни во что не верят?
Я задумался о том, как ответить. Для начала оторвался от учебника испанского и огляделся вокруг. Миссис Эрлз куда-то вышла, и большинство моих одноклассников болтали между собой. Я решил отвечать коротко и не ввязываться в спор, ибо знал, что легко могу увлечься и забыть обо всем на свете.
– Знаю, – ответил я.
Бетси широко раскрыла глаза: видимо, такого ответа она не ожидала.
– Правда? И что ты о нем думаешь?
– Ну, я же мусульманин. Мусульмане верят, что Иисус был безгрешен и родился от Девы Марии. Он очищал прокаженных, возвращал зрение слепым, воскрешал мертвых. Иисус – это Мессия, Слово Божье
[24].
Бетси была поражена. Все пошло не по сценарию, и она не знала, что говорить дальше. Я решил ей помочь:
– Но Иисус не был Богом. Он просто человек.
Так я провел между нами «линию фронта» и стал ждать атаки.
– Ух ты! Ты знаешь об Иисусе гораздо больше, чем я думала. Вот здорово! Во многое из того, что ты сказал, я тоже верю, но я не во всем с тобой согласна. Не возражаешь, если я расскажу, как я это вижу?
Говорила она, как всегда, вежливо, но настойчиво и убежденно.
– Конечно, давай!
«Похоже, в самом деле будет интересно», – подумал я.
– Что ж… не знаю, знаешь ли ты, но я христианка.
– Ага, я так и подумал, – улыбнулся я, добавив про себя: «Бетси, да об этом вся школа знает!»
Она просияла улыбкой, явно довольная тем, что я разглядел в ней христианку.
– Мы верим, что Иисус – Сын Божий, и это для нас очень важно. Именно потому, что он Сын Божий и на нем не было греха, он смог снять с нас наши грехи.
В этом я тоже сильно сомневался, однако уже провел «линию фронта» и решил пока ограничиться вопросом о божественности Иисуса. «Пойдем шаг за шагом», – сказал я себе.
