В выпускном классе я влюбился в одну девушку. Она призналась, что и я ей нравлюсь. Отношения наши были, по западным меркам, совершенно невинны: мы гуляли, держась за руки, и говорили друг другу романтические слова. Однако я держал этот «роман» в секрете, ибо по восточным меркам он был недопустим – и испытывал чувство вины за то, что это скрываю. Через несколько недель я не выдержал и порвал с девушкой, хотя по-прежнему был к ней неравнодушен. Вскоре она начала встречаться с моим лучшим другом Дэвидом. А я по-прежнему был в нее влюблен – и теперь испытывал чувство вины еще и за то, что тайно влюблен в девушку своего лучшего друга!
В выпускном классе я влюбился в одну девушку. Однако я держал этот «роман» в секрете, ибо по восточным меркам он был недопустим
Наконец я признался Дэвиду, что у нас с ней раньше были тайные свидания и что я до сих пор ее люблю.
Реакция Дэвида, да и всех остальных, кто узнал эту историю, поразила меня и привела в полное замешательство. Дэвид страшно разозлился. Сказал, что я его предал, скрыв от него такую важную вещь, и что он не может больше мне доверять. Так за несколько дней до выпуска мы с Дэвидом поссорились. На его сторону встали и все наши общие друзья.
Так я снова остался без друзей – изумленный, глубоко огорченный и ничего не понимающий. Что произошло? Почему я снова и снова остаюсь один? Быть может, я что-то сделал не так – но неужели настолько провинился, чтобы заслужить такое наказание? Я не пошел на выпускной вечер, меня не пригласили ни в одну из совместных поездок перед поступлением в колледж; и потом, когда все мы поступили в колледжи и когда мои друзья приезжали домой на каникулы, я не мог набраться духу, чтобы увидеться с ними и попробовать помириться.
Если бы в то время я понимал, что со мной происходит – наверное, вел бы себя иначе. Если бы мои друзья лучше меня понимали – наверное, не обижались бы на то, что у меня есть от них секреты. Если бы, если бы… быть может, друзья детства сейчас по-прежнему были бы со мной.
Некоторые думают, что культурных различий между Востоком и Западом не существует вовсе, что все люди смотрят на мир одинаково. Для других эти различия – какой-то любопытный курьез. Но для меня, как и для моих собратьев, раскол между Востоком и Западом определил сам ход нашей жизни. Из-за этого раскола у меня не было друзей в раннем детстве; из-за него, вступая во взрослую жизнь, я снова оказался совсем один.
По счастью, острая боль длилась всего одно лето. Несколько месяцев спустя, в августе 2001 года, я поступил в колледж, где надеялся обрести новых друзей и заново найти самого себя. Однако не проучился я и трех недель, как разразился новый кризис – на этот раз потрясший не только меня, но и всю страну. После этого мир уже не был прежним.
19. Религия мира
Было начало моей четвертой недели в Университете Олд Доминион. Мы с Баджи поступили туда по одной причине: то было лучшее учебное заведение вблизи от дома – а никуда далеко Абба и Амми нас бы не отпустили. Мы часто ездили на занятия вместе, но по вторникам Баджи оставалась дома подольше – не хотела стоять в утренних пробках. Мне же приходилось выходить рано: по вторникам в восемь утра у меня были практические занятия в анатомичке.
То утро вторника началось так же, как все остальные. В десять тридцать практика закончилась, и до двенадцати я был свободен. Я направился к «Центру Уэбба», штаб-квартире нашего студенческого союза, где в полдень начинались занятия у нашей «команды знатоков». В эту команду я вступил в первую же неделю учебы – и очень радовался, что успехи в старших классах помогают мне и в колледже.
Когда я входил в «Центр Уэбба», навстречу мне вылетела капитан нашей команды. По ее лицу было ясно, что я что-то пропустил.
– Что случилось? – спросил я.
– Рухнула вторая башня! – бросила она, не останавливаясь.
Я заметил, что в комнате отдыха, откуда она вышла, перед телевизором собрались люди, и подошел к ним.
На экране передо мной падали небоскребы – северная и южная башни Всемирного торгового центра. Снова и снова я видел, как в одну из башен врезается самолет, как обе башни рушатся, одна за другой. Словно сцена из фильма-катастрофы. Только это был не фильм – и ужас, охвативший всех нас, был совершенно реален.
Никто не двигался и не произносил ни слова. Прошло несколько секунд. Вдруг у меня зазвонил телефон. Приняв вызов, я услышал необычно напряженный голос Аббы:
– Набиль, где ты? Почему не берешь трубку?
– На учебе, папа. Я был в анатомичке, там нет мобильной связи.
– Немедленно возвращайся домой! Баджи с тобой?
– Нет. С ней все нормально?
– Она тоже не берет трубку. Найди ее, и оба поезжайте домой, немедленно!
Все еще потрясенный увиденным на экране, я пытался сообразить, что происходит:
– Абба, что случилось? Зачем нам ехать домой?
– А ты не знаешь? – удивленно спросил Абба. – В Нью-Йорке теракт!
– Да, но почему мы должны вернуться домой?
– Набиль! Они винят мусульман! Люди могут в ярости наброситься на Баджи и на тебя! Найди ее, убедись, что с ней все в порядке, и привези домой!
– Но, Абба, я…
– Набиль! Делай, как я сказал! – рявкнул Абба. – Все, мне надо звонить Баджи. Не занимай телефон.
С этими словами он дал отбой.
Я оглянулся на людей, застывших перед телевизором. Неужели они – мои враги? И в самом деле могут причинить мне зло? Ужас словно просочился с экрана в реальность: теперь я не «смотрел фильм» – я был внутри этого жуткого фильма, и у меня была в нем своя роль. Я быстро набрал номер Баджи.
К большому моему облегчению, она сразу взяла трубку.
– Ас-саляму алейкум!
– Баджи, ты знаешь, что происходит? Где ты?
– Да, я в машине. Еду домой.
– Почему ты не брала трубку, когда звонил Абба?
– Была в «7-Eleven», смотрела телевизор со всеми. Меня вывел оттуда полицейский. Сказал, на мне бурка, потому мне небезопасно там находиться, и проводил до машины. Теперь еду домой.
– Вот как? Что ж… очень заботливо с его стороны. Ладно, поезжай осторожнее. Увидимся дома.
Я оглянулся на людей, застывших перед телевизором. Неужели они – мои враги? И в самом деле могут причинить мне зло?
На весь остаток дня мы словно приклеились к телевизору. Абба позвонил на службу, взял на неделю отпуск за свой счет и велел нам сделать то же самое в университете. Из дому мы вышли лишь для того, чтобы купить американские флаги, которые сейчас расходились как горячие пирожки. Флаги поставили во дворе, укрепили на каждой машине и еще несколько положили в гараж, на всякий случай.
Люди должны были знать: мы не враги, что бы ни говорили им в новостях.
