– Набиль, двести пятьдесят лет – это долгий, очень долгий срок. Слишком долгий, чтобы медлить с записью информации. За такой срок легенды начинают жить своей жизнью. Злодеи становятся намного хуже, чем были в жизни, герои – намного лучше, неприятные истины забываются, а многие рассказы просто высасываются из пальца.
Я понимал, о чем говорит Майк; но он принижал ценность нашей культуры, и это звучало почти оскорбительно. Кто дал ему право сомневаться в великих имамах древности – в имаме аль-Бухари, в имаме Муслиме? Или он хочет сказать, что не заслуживают доверия те, кто передал им эти предания – Хазрат Аиша, Хазрат Али и другие великие люди?!
Майк поставил под сомнение надежность свидетельств ранних мусульман. Для ислама это немыслимо: такое никогда даже не обсуждается. Его вопросы ранили меня, вызывали гнев и горечь.
– Майк, ты не знаешь людей, в которых сомневаешься! Это были великие люди, мужчины и женщины с острым умом и чистым сердцем. Хадисам можно верить, потому что можно верить их добродетели!
– Ты прав, Набиль, – вставил Дэвид. – Майк не знает этих людей. Но он тебе говорит, что ты их тоже не знаешь. Источники у тебя слишком поздние, так что нет надежного способа узнать, какими людьми были те, кто передавал эти предания.
Майк покачал головой:
– Тоже верно, но я сейчас не об этом. Я говорю вот о чем: возможно, предания записывали самые что ни на есть благородные люди с самыми добрыми намерениями. Но и они – всего лишь люди. А любая история со временем – особенно если на поколения отстоит от своего источника – разрастается и изменяется. Особенно верно это для рассказов о фигурах, важных для культурной идентичности, таких как Мухаммад для ранних мусульман. Мы просто не можем быть уверены в том, что эти рассказы точны.
Дэвид и Майк продолжили разговор между собой, а скоро к ним присоединились и другие участники встречи. Все задавали вопросы и выдвигали возражения, все подвергали то, что я говорил, сомнению и критике. Активнее других участвовали в дискуссии христиане: особенно интересовали их приведенные мною библейские цитаты, будто бы пророчествующие о Мухаммаде. Христиане говорили, что я опустил важные детали этих библейских стихов: так, во Второзаконии говорится, что новый пророк будет израильтянином, а под Утешителем в Евангелии от Иоанна однозначно имеется в виду Святой Дух.
Агностики и Зак больше слушали, чем говорили; однако и они задавали вопросы о Мухаммаде и науке, выражая сомнение в том, что эмбриология или астрономия в Древней Аравии были совсем неизвестны. Но я почти не слушал, а отвечать и вовсе не мог. Я практически выключился из беседы – настолько взбудоражил и потряс меня диалог с Майком.
Нет, в тот вечер я не отказался ни от каких своих убеждений. Важно – невероятно важно – было для меня лишь одно: ни одного человека в этой комнате мне не удалось привлечь к исламу. Все мои приготовления, все тренировки перед зеркалом, все молитвы пропали втуне. Я не просто не достиг цели – я уходил с чувством, что побежден. Почему же мне не удалось защитить Мухаммада, который и в защите-то не нуждается? Почему я потерпел поражение в этой схватке?
Я почти не слушал, а отвечать и вовсе не мог. Я практически выключился из беседы – настолько взбудоражил и потряс меня диалог с Майком
К концу вечера друзья убедили меня, что мне необходимо больше узнать о Мухаммаде и разобраться в этом вопросе. Поистине поразительно, что добились они этого, не говоря о личности и действиях Мухаммада ничего конкретного, тем более ни в чем его не обвиняя! Оно и к лучшему: услышав о пророке что-то дурное, я забыл бы обо всем и начал отчаянно отбиваться.
Я решил исследовать жизнь Мухаммада с самого начала, глядя на нее критическим взором и постоянно спрашивая себя: «Откуда мы это знаем?» Мы согласились, что на следующей встрече «религиозной сборной» вернемся к разговору о Мухаммаде, а потом уж перейдем к Корану.
Но эти следующие беседы не состоялись. То, что я узнал о Мухаммаде, перевернуло вверх дном всю мою жизнь.
37. Пророк без ретуши
Почти все, что знают мусульмане о Мухаммаде, приходит к ним в устной передаче, а не из письменных источников. Христиане узнают об Иисусе из Библии; однако в Коране о самом Мухаммаде говорится очень мало. И на Западе, и на Востоке мусульмане, как правило, только слышат предания о нем. Представления о том, что при устном пересказе какие-то подробности могут теряться или намеренно искажаться, у них нет. Для большинства из них – как и для меня – становится сюрпризом известие о том, что даже в древнейшие дошедшие до нас письменные сведения о жизни Мухаммада были сознательно внесены изменения.
Первое жизнеописание Мухаммада, «Сират Расул Аллах», составленное Ибн Исхаком, дошло до наших дней лишь в передаче позднейшего биографа Ибн Хишама. Во введении к своей книге Ибн Хишам объясняет, что изменил рассказ о жизни Мухаммада. «То, что недостойно передачи, то, что может некоторых расстроить или смутить, а также те записи, о которых [мой наставник] говорил мне, что не считает их заслуживающими доверия – все это я опустил»
[81].
Как видим, древнейшая известная нам биография Мухаммада уже представляет собой искаженную версию предыдущих версий – скорее всего, тоже искаженных.
Не сомневаюсь, что намерения у Ибн Хишама были самые благие; но это не отменяет того, что он переделал историю Мухаммада по своему вкусу, сделав ее более читаемой и вычеркнув то, что счел недостоверным или смущающим верующих. Точно так же «фильтруют» предания о Мухаммаде наши родители и наставники, когда передают их нам.
В результате юный мусульманин получает отретушированный портрет Мухаммада: приукрашенный, сглаженный, с тщательно замазанными неровностями и дефектами. Избирательное цитирование превращает Мухаммада в идеального пророка!
Особенно способствует этому то, что корпус хадисов и литературы сир поистине огромен. Если западные мусульмане стремятся изобразить Мухаммада борцом за мир, все, что им нужно – процитировать миролюбивые хадисы и стихи Корана, а про воинственные забыть. Если же исламский экстремист хочет подбить единомышленников на теракт, он будет цитировать воинственные стихи и хадисы, не обращая внимания на мирные
[82].
