Многочисленные древние рукописи Нового Завета свидетельствуют в пользу того, что Евангелия предоставляют нам наилучшую информацию об Иисусе, а недавние исследования подтверждают, что Иисус, с одной стороны, вполне укладывался в контекст и идеи Палестины I века, а с другой стороны, бросал им вызов. Схожие исследования Корана показывают, что Иисус изображен в нем скорее как предмет богословских споров VI–VII веков, чем как историческая личность I века.
Вопрос порчи или сохранности текста важен: на нем мусульмане основывают свое притязание на превосходство ислама над другими мировыми религиями, включая христианство. Однако заявление о безупречной сохранности Корана имеет скорее риторическое, чем научное или богословское значение. Более значительные исторические разногласия между исламом и христианством всегда касались и будут касаться разницы между учениями Нового Завета и Корана, а также между их историческими свидетельствами об Иисусе.
Историческая надежность Нового Завета дает прочную основу не только для личной веры христиан, но и для того, чтобы предлагать людям из любой среды, как религиозным, так и нерелигиозным, евангельское Благовестие: весть о том, что грехи их могут быть прощены, что они могут освободиться от пустой жизни и постыдных привычек, что могут узнать Бога лицом к лицу и понять Его цели для себя, что могут быть уверены в вечности, полной правды и радости в Его неисповедимом присутствии – что все это совершил для них Сын Его Иисус Своим распятием и воскресением. Если бы христианские писания не были укоренены в истории, мы не могли бы предложить человечеству ничего, кроме личных мнений.
Вера и сомнение
Гэри Хабермас
Комментарий к части IX: «Вера в сомнении»
Доктор Гэри Хабермас – старший научный сотрудник и декан философского факультета в Университете Либерти. Основные области его работы связаны с воскресением Иисуса, но также он часто публикует статьи по теме религиозного сомнения. Является автором, соавтором или редактором тридцати шести книг и более сотни статей, журнальных обзоров и других публикаций.
Двое сомневающихся стояли перед трудными вопросами. Один из них начал свой путь как христианин, другой – нет. Они вышли из разных народов, религий, имели разное образование. В обоих случаях сомнения их разрешились после нескольких лет исследования и поиска. Оба изучали во многом одни и те же вопросы. И оба встретились с одним и тем же Богом.
В последнее время христиане, как и неверующие, все более открыто говорят о своих религиозных сомнениях. Что ж, если в правильном контексте, почему бы и нет? Несомненно, и в писаниях можно найти нечто подобное. Кажется, люди сомневаются в своих глубочайших верованиях с тех пор, как существует человечество. Почему так? Быть может, потому что мы не знаем всего: наше знание неизбежно ограничено. С богословской точки зрения все мы – грешники. А религиозные проблемы занимают нас, и часто занимают очень серьезно. И все эти условия, соединяясь вместе, порой ополчаются на наше стремление к душевному спокойствию.
Я познакомился с Набилем Куреши во время одного из ежегодных семейных визитов в Вирджиния-Бич, в доме у наших близких друзей, Майка и Дебби Ликона. Набиль присоединился к группе искателей истины, которые регулярно собирались в доме у Майка для обсуждения научных, философских и богословских вопросов. Там же я встретил бывшего воинствующего атеиста, а ныне студента философского факультета Дэвида Вуда. Еще одним посетителем из того же университета, и тоже с философского факультета, был буддист по имени Зак. И в этой пестрой компании – Набиль, пламенный мусульманин. Без сомнения, Набиль был очень умен и образован, неизменно вдумчив, проницателен и исключительно вежлив. Он защищал свою веру, и против этого никто не возражал. Все мы говорили свободно.
Когда в аудитории соседнего университета Майк вел дебаты с исламским полемистом Шабиром Алли, мы с Набилем сидели в зале рядом. Позднее, вместе с Дэвидом и Майком, мы обсудили состоявшийся диалог. В тот вечер Набиль сделал свое поразительное замечание: мол, единственное, в чем христианская апологетика превосходит исламскую – это вопрос о воскресении Иисуса. Позже я заметил Майку: если чем-то можно было впечатлить Набиля, то именно этим.
Затем была встреча в доме у Майка, на которую Набиль пришел вместе с отцом. Снова состоялся диспут, такой же открытый, честный и безупречно вежливый. Майк даже попросил отца Набиля начать встречу с молитвы.
Позднее, когда я услышал, что Набиль ездил в Европу, чтобы поговорить с тамошними имамами и найти ответы на беспокоящие его вопросы, это снова меня поразило. Поразило то, как этот совсем юный студент не боится сложных вопросов. Со временем сомнения вели его все дальше и дальше.
Сам я рос в семье христиан, однако прошел через десятилетний период сомнений, порой очень сильных. Свое личное исследование я сосредоточил на воскресении Иисуса, поскольку верил, что именно на этом факте (если это факт) держится все христианское вероучение. Однако после нескольких лет работы я зашел в тупик и решил, что доказать факт воскресения невозможно.
Вернувшись к тому же предмету немного позднее, во время работы над диссертацией, я сумел преодолеть тот барьер, что прежде меня останавливал – однако обнаружил, что сомнения от этого никуда не делись. Едва ли я мог представить, что мне предстоит бороться с ними еще годы.
Еще задолго до того я решил, что ключ к разрешению моих сомнений лежит в подтверждении или опровержении их фактической составляющей, и постепенно пришел к выводу о том, что существует несколько главных доказательств как существования Бога, так и истинности христианства. Но почему же мои сомнения не утихали и даже были еще сильнее прежнего?
Вскоре я узнал – и очень жалел, что никто не объяснил мне этого гораздо раньше, – что у сомнения всегда есть эмоциональный компонент, хотя исследователь во время исследования обычно не замечает его и не признает. Этот эмоциональный компонент сомнения не только играет значительную, быть может, главную роль, но и причиняет больше боли, да и избавиться от него зачастую намного труднее, чем от рассудочных сомнений.
Одно было мне совершенно ясно: просто необходимо каким-то образом положить конец этому страданию, преследовавшему меня каждый день и каждый час. Но как я мог быть уверен, что христианская надежда основательна, если одни лишь рациональные аргументы меня не убеждали?
Тогда-то я наткнулся на исследования в области психологии уверенности и смежных тем – исследования, изменившие мою жизнь. Центральная их идея, именуемая обычно «когнитивным» или «когнитивно-поведенческим методом», состоит в следующем: то, что мы говорим себе, думаем и делаем, определяет наши чувства, а также последующие действия. Далее: болезненнее всего мы переживаем не то, что случается с нами в жизни, а собственные мысли и умозаключения по поводу того, что случилось. Иначе говоря, не сами события жизни, а то, как мы их «обрабатываем» и как на них отвечаем, определяет, можем ли мы приспосабливаться к обстоятельствам и жить в мире с собой, испытывая как можно меньше боли и стресса.
