В настроечной комнате я отдыхал, настраивал и чистил гитары Джона и Фреда и менял струны. Новые струны ставили на гитары каждые три-четыре концерта; примерно так же часто техники меняли носки. В настроечной я мог спрятаться, чтобы отточить свое владение инструментом и впечатлить тех, кто проходит мимо закрытой двери. Может, там сидит музыкант? Нет, точно нет. Но электрогитара – это очень соблазнительная игрушка, мощная, опасная, которую так и тянет подержать в руках. Ее звуки куда громче, чем ваш голос, а издать их можно одним движением руки. Это круто! Ручка громкости на электрогитаре выражает степень вашей сдержанности. Жаль, что я не умею толком играть.
В настроечной комнате хорошо было развлекать девушек или прятать их там, пока мы искали для них пропуска. К счастью, я не пытался играть им серенады на гитаре, иначе они бы сбежали, и неважно, дам я им пропуск или нет. Пропуска за кулисы, которые делали на гастролях Queen, всегда вызывали пересуды, начиная с альбома Jazz (обнаженная девушка с внушительным задом верхом на велосипеде) и заканчивая A Kind Of Magic (еще одна женская задница на стуле и мультяшные изображения музыкантов, танцующие внизу, – это был тщательно замаскированный символ заполненных стадионов, «когда задницы садятся по местам»).
Запасные ламинированные пропуска, а также те, что выдавались неизвестному персоналу перед гастролями, выписывались на имя Джона До и Джейн До – так американская полиция называла неопознанные трупы. На концертах в Сан-Сити появились алюминиевые пропуска и багажные бирки – металл лучше соответствовал «индустриальным» декорациям на концерте. На пропусках была изображена вращающаяся машина с ладонями, которые шлепали молодую девушку-строительницу, а на одной стороне было написано: «Использовать этот край». Для чего? Гастрольные пропуска пережили серьезную эволюцию – от длинных волос и универсальной фразы «Все нормально, приятель, я с группой» до сложной охранной системы с несколькими уровнями доступа.
Впрочем, вскоре мне уже больше не понадобится пропуск на работу. Я уже принял решение. Я прочитал еще одну глянцевую брошюру о карьере.
Всегда читайте то, что написано мелким шрифтом.
Глава пятнадцатая
Я думал, что все закончилось (Почти)
Четыре времени года, четыре стороны света, четыре всадника Апокалипсиса, четыре музыканта Queen. Я был везде, видел всех, сделал все – и получил за это несколько футболок.
Музыканты говорят, что в такте четыре доли. Меня временами довольно бестактно лишали моей заслуженной доли. Может быть, даже слишком часто.
Пришло время уходить, двигаться дальше.
Перед европейскими гастролями The Works, слившимися с поездкой в Сан-Сити, я решил, что с меня хватит рок-н-ролльного образа жизни. Я хотел найти новую работу.
Мое решение уйти от Queen вызревало очень долго, и не было никакого конкретного повода или причины, которые заставили меня оставить рок-н-ролльную жизнь. Несмотря на престижную работу с одной из лучших групп мира, я хотел чего-то другого, чтобы стимулировать и радовать себя, причем не работы с какой-нибудь другой группой – несмотря на все щедрые предложения.
Шли восьмидесятые, эра Мэгги Тэтчер, когда у всех якобы были «кучи денег», но финансовая сторона точно не могла служить стимулом продолжать работу в Queen – зарплаты техникам предлагались не самые высокие. Ко времени записи альбома The Works в 1984 году я почувствовал и физическое, и эмоциональное выгорание – трудиться тогда стало тяжелее, чем когда-либо. Иногда верность превращается в слабость, так что, поскольку никакой реальной возможности подняться выше в организационной иерархии Queen у меня не было, я решил, что пора уходить – лучше это все-таки делать на пике формы.
Кроме того, меня разочаровали изменения в музыкальной индустрии.
Я уже давно хотел стать фотографом – мне действительно нравилось делать снимки, это радовало и вдохновляло. Но мир фотографии был для меня совершенно неизведанным, так что приходилось полагаться на свои ограниченные знания, небольшой талант, веру в себя, а также опыт, профессионализм и настойчивость, которые во мне развил музыкальный бизнес.
Будучи главой технической команды Queen, я приобрел уверенность в своих силах и в том, что смогу добиться успеха и в чем-нибудь другом. Поначалу для меня это было всего лишь работой, но потом я все же понял, насколько важна моя должность и ценны мои навыки. Но я знал и свои слабости.
Решение уйти от Queen оформилось во время гастрольных репетиций в Мюнхене. Я обсудил его с несколькими людьми, к которым относился с доверием и уважением, а остальных просто поставил перед фактом; большинство узнало об этом за ужином, который Фред устроил в традиционном баварском ресторане своего бойфренда Винни. Не самое лучшее место для вегетарианцев…
Я очень хотел лично рассказать обо всем Фреду, но, что удивительно, это оказалось нелегко. Иногда, несмотря на наши близкие отношения, к Фреду было очень трудно подойти, или же он в нужный момент был не один. В общем, случая так и не представилось: то он с кем-то, то он не в настроении, то место неудачное.
– Фред, можно с тобой поговорить?
– Позже, дорогой, позже.
Мне кажется, он пытался избежать разговоров на эту тему, потому что, несмотря на всю силу воли, смелость и готовность преодолеть любое испытание, Фред иногда просто отмахивался от каких-то вещей, надеясь, что они пройдут сами по себе.
«Позже, дорогой, позже» так и не настало, но зато стало совершенно ясно, что он знает о моем уходе, а я знаю, что он знает – но никто ничего так и не сказал. Он спросил Джерри Стикеллса, почему я ухожу, и Джерри дал ему простой ответ: «потому что хочу теперь быть фотографом, а не техником».
А потом во время перерыва в репетициях Фред неожиданно спросил меня формальным, резким тоном:
– Значит, ты уходишь?
– Да, ухожу, – кивнул я со стоической искренностью.
– Хорошо.
Он кивнул и улыбнулся мне.
Больше мы к этой теме не возвращались.
Он знал, что я буду работать с тем же усердием, пока не уйду – более того, на гастролях The Works я взял на себя еще больше обязанностей и работал еще усерднее, чем на предыдущих гастролях Queen.
Если бы я ушел от Queen, чтобы работать в другой группе, Фред никогда бы меня не простил, но, поскольку я уходил в «искусство», я был уверен, что он поймет. И он понял.
Роджер оказался шокирован моим решением, но после того, как мы поговорили, он тоже понял главную причину. Брайану кто-то рассказал обо всем раньше меня самого, так что он, весьма расстроенный, подбежал ко мне в «Сахарной хижине» и попросил остаться, обещав «все исправить». Было уже слишком поздно, я принял решение, и деньги в нем никакой роли не играли. Джон уже знал – мы с ним об этом говорили несколько раз.
Он тоже переживал период перемен. В 1984 году Джон снова отрастил копну волос. В 33 года он начал курить и иногда исчезал с записей, говоря только мне, куда отправляется. Он делился со мной своими секретами; мне показалось, что он уже сыт всем по горло. Джон ни разу не пытался убедить меня остаться, потому что понимал, почему я хочу уйти. Мне даже думается, что он хотел оказаться на моем месте.
