У ворот Казы Мейрос их оглядел лично Йос Кляйн. Впрочем, он не слишком внимательно всматривался в их лица, похоже, вновь не узнав ни Казима, ни Джая. Стражник с каменным лицом обыскал их на предмет оружия, однако они были не настолько глупы, чтобы брать его с собой. Наконец их пропустили, и мысли Казима вновь устремились к Рамите, о которой он думал всю прошедшую бессонную ночь. Его мужское достоинство вновь напряглось.
«Хорошо, что солдат не нащупал это оружие, – подумал он, но затем сказал себе: – Во имя Ахма, успокойся! Вероятно, самое большее, что тебе удастся сделать, – это взглянуть на нее».
Но когда Казим увидел ее в блестящем шелковом сальваре, с драгоценностями, сверкавшими в солнечных лучах, он едва не распростерся перед ней ниц. На них с Гурией были одинаковые белые сальвары, но у Гурии платок-дупатта был оранжевым, а у Рамиты – зеленым. Ошеломленный, он следовал за Гурией во внутренний дворик. Коснувшись дверных ручек, девушка дождалась, когда они беззвучно отъедут в стороны. Затем она провела их к новехонькому святилищу, купленному уже готовым и встроенному в пол у северной стены. Внутри святилища сидели только что изваянные фигуры Сиврамана и его супруги Парвази с младенцем Ганном-Слоном на коленях. Работу было трудно назвать очень тонкой, но они все равно выглядели красиво. Перед ними в тени мерцал Сив-лингам, и от вида этого фаллического идола Казиму стало еще невыносимее.
Кроме пары наблюдавших за ними служанок-гебусалимок, посторонних в дворике не было. Девушки встали на колени перед идолом, а юноши опустились за ними.
– Мастер в Домусе Коструо, в нескольких милях отсюда, – прошептала Гурия на лакхском.
Казим почувствовал, что по его телу пробежал трепет.
Омпрасад монотонно распевал молитвы до тех пор, пока служанки не утратили всякий интерес к происходящему и не вернулись к своим обязанностям. Дрожащим голосом пандит воззвал к каждому из богов по очереди. К моменту, когда старец закончил, Казиму казалось, что он вот-вот умрет от желания. А когда Рамита, встав, встретилась с ним взглядом, юноша прочел в ее мягких глазах такую же жгучую страсть.
Гурия отвела их в другой дворик, где был накрыт небольшой стол, и предложила трем «священнослужителям» поесть. Они с Рамитой ушли, и Казима охватило невыносимое чувство разочарования: это что, была лишь жестокая игра? Однако вскоре девушки вернулись. Казим увидел, что они обменялись дупаттами, и его сердце бешено заколотилось.
– Омпрасад, возможно, один из послушников мог бы благословить наши комнаты, – произнесла Гурия, прекрасно подражая голосу Рамиты и указывая на Казима. – Это займет всего пять минут – я вижу, насколько вы голодны.
Встав, Рамита, притворяясь Гурией, кивнула Казиму и жестом указала ему следовать за собой. Девушка коснулась дверной ручки. Ручка сверкнула, и деревянная панель отъехала в сторону. Они вышли в прохладный, полутемный коридор. Казим быстро сделал шаг к Рамите, и та, обернувшись, притянула его к себе. Их губы встретились. Подняв девушку, Казим прижал ее к стене, упиваясь вкусом ее губ и наслаждаясь близостью ее тела.
Рамита отклонила голову в сторону.
– Сюда, следующая комната, – сказала она, тяжело дыша.
Продолжая целоваться, они скользнули вдоль стены в занавешенный дверной проем и рухнули на низкую кровать с мягким матрацем, застеленную тонкой простыней.
Они игриво боролись друг с другом. Казим задрал сальвар-камиз Рамиты выше талии и обхватил девушку за нее. Прижавшись губами к его уху, она застонала. Казим потянул ее штаны вниз, и лицо девушки стало неистовым. Казалось, она хотела что-то сказать, однако времени на это не было. Подтянув свою курту и высвободив возбужденный член, Казим, слившись с Рамитой в поцелуе, вошел в нее. Она болезненно напряглась, но затем юноша достиг влаги внутри нее. Не отрывая своих губ от его, девушка всхлипнула и легла поудобнее, обхватив его ногами. Юноша двигался неистово и тяжело дыша. Со шлепками их плоть соприкасалась вновь и вновь. Казим боролся со своим собственным телом, стараясь не излиться хотя бы еще долю секунды, но это было уже слишком. Слишком. Юноша сладостно застонал, а его семя хлынуло в Рамиту. Раскрыв рот, он лежал, чувствуя, что из его глаз льются слезы, капая на ее лицо.
– Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя… – вновь и вновь повторял он.
Тяжело дыша, они смотрели друг другу в глаза. Их кожа была скользкой от пота, а души – обнажены. Казалось, они пролежали так вечность, но уже через несколько минут до них донесся голос Гурии, все еще подражавшей интонациям Рамиты:
– Я уверена, что они уже заканчивают.
Казим выругался. Как же мало времени… Шатаясь, он встал и начал спешно одеваться, глядя, как Рамита делает то же самое. Опустив сальвар, она скрыла потемневшую от влаги промежность своих штанов. Глаза девушки вновь были полны тоски.
– Скоро я снова приду, и мы вытащим тебя отсюда, – прошептал Казим. – Клянусь.
Неуверенно улыбнувшись, она подтолкнула его к двери.
– Иди. – Рамита схватила его за руку и тут же отпустила. – Я люблю тебя.
Казим вышел из комнаты, а девушка последовала за ним.
Заговорщически улыбаясь, Гурия встала.
– Чтобы святилище было полностью освящено, подношения следует делать ежедневно в течение недели, – произнесла она во всеуслышание. – Один или оба чела должны прийти завтра в тот же час.
Силясь вдохнуть, Казим встретился взглядом с Рамитой. Чувства к ней по-прежнему кипели внутри него. Столь короткая встреча не могла утолить его страсть. «Завтра», – произнес он одними губами, и девушка кивнула. Теперь она выглядела нервной. Омпрасад повел их прочь, беспрестанно кланяясь, пока они, заморгав от яркого солнечного света, не оказались на пыльных улицах. Со всех сторон на них обрушились звуки и запахи. Троица начала проталкиваться сквозь толпу.
Джай схватил Казима за плечо:
– Вы с ней…?
Казим кивнул.
– Надеюсь, ты сможешь выполнить все обещания, данные моей сестре, Каз, – сказал Джай голосом заботливого брата.
Его тон ранил Казима.
– Я ведь так и сказал, разве нет? Я перережу этому старому козлу глотку, а затем женюсь на ней, и мы всегда будем вместе. Вот увидишь. – Его охватил восторг. Сегодня юноше удалось лишь мельком ощутить то наслаждение, которое ждало их в будущем, однако овладеть Рамитой, сделать ее своей значило для него очень много, и ему было не важно, сколько раз до этого ею овладевал Мейрос. – Увидишь, брат! – Успокоившись, он обнял Джая за плечи. – Она была сладка как мед, даже слаще. Воистину она – апсара, райская нимфа.
Стоя на коленях в уборной, Рамита плескала водой на свои чресла, пытаясь отмыться. Когда Гурия открыла дверь, она едва не закричала.
– Чод! Я что, не могу побыть одна?
Девушка чувствовала себя так, словно у нее вот-вот случится истерика.
