– Это самоубийственная идея, – начала девушка, – но я согласна с Рамоном. Это единственный путь вперед. Без него мы – в тупике.
– Давайте взглянем на это логически, – вновь заговорил Рамон, оживленно жестикулируя. – Разумеется, там будет стража, но дворец вряд ли хорошо защищен, потому что Вульт не может доверять ничьим оберегам, кроме своих собственных, и уж точно не допустил бы никого другого в свой личный кабинет. Он будет за тысячи миль от Нороштейна. Возможно, он ничего даже не почувствует, а если и почувствует, то ничего не сможет с этим сделать. Дворец должен стать простым дельцем. Что это за маги, если они не смогут пробраться мимо нескольких стражников?
– А что насчет оберегов? – Аларон по-прежнему был полон сомнений. – Даже простой магический замок, запертый чистокровным магом, не по силам ни одному из нас. Так как нам пройти обереги, установленные кем-то настолько могущественным, как Вульт?
Встав в театральную позу, Цим указала на Ярия Лангстрита, спавшего в своем кресле.
– Та-да! У меня есть для вас Вознесшийся. У него достаточно сил для того, чтобы прорваться сквозь обереги Вульта так, словно их вообще нет.
Рот Рамона изогнулся в кривой ухмылке.
– Цимбеллея, белла амора мио! Ты гениальна!
– Но он же даже сапоги себе завязать не может, – возразил Аларон. – Как нам добиться от него помощи?
– Я знаю как, – настаивала девушка.
Посмотрев на нее, Аларон с обреченным видом сел.
– Ладно, ладно. Но что мы вообще знаем о проникновении в дома?
Рамон расхохотался:
– Я – силациец. Это у меня в крови.
28. Предсказания
Явонское Урегулирование
Явонское Урегулирование, возможно, до сих пор остается самым значительным достижением дипломатии в истории. Лакхский философ Кишан Дэв убедил враждующие фракции Явона, уничтожавшие друг друга в гражданской войне, установить выборную монархию, основанную на принципе этнического смешения. То, что этот выдающийся компромисс вообще был принят, многое говорит о том, сколь отчаянные тогда были времена, не умаляя, однако, уникальности этого достижения.
Ордо Коструо, гебусалимский анклав, 927
Сестра, к нам приехал гуру из Индрании! В то, что он говорит, сложно поверить: он предлагает нам осквернить себя ради малодушного мира, который не будет выгоден никому. Трудно поверить, но Нести вняли его словам, и влияние гуру растет. Это – начало конца.
Письмо Лето Горджо его сестре Уне, Явон, 836
Брохена, Явон, континент Антиопия
1—12 майцена 928
60 дней до Лунного Прилива
Останки молодой джхафийской женщины лежали на ступенях, ведших к каналу. Встав на колени, Елена смотрела на широко раскрытые глаза, на заживо обезображенное лицо и на изодранное обнаженное тело, заканчивавшееся на уровне живота девушки. Ног, начиная с бедер, не осталось – их откусили начисто. Уже сами следы столь чудовищного кровавого преступления леденили душу.
Девушка была племянницей Мустака аль-Мадхи, дочерью его брата. Женщины семьи аль-Мадхи кричали и рвали на себе волосы; мужчины били себя в грудь и выкрикивали угрозы в пустоту. Стоявшего рядом с Еленой Лоренцо вновь начало тошнить. Елена ему сочувствовала, хотя ей самой доводилось видеть вещи и похуже.
Лицо Мустака было маской, скрывавшей с трудом сдерживаемую ярость. Он подошел к ней.
– Это дело рук Гайла?
Елена кивнула:
– Это сделала Мара – Мара Секорден, одна из его убийц.
– Упаси нас Ахм! – Вожак джхафийцев взглянул на своих голосивших родственников и понизил голос: – Женщины купались. Они говорят, что что-то огромное вынырнуло из воды и перекусило бедную девочку пополам… – В его голосе звучали одновременно страх и благоговение. Он сам использовал эти ступени для купания. – Как такое возможно?
Елена тоже произнесла негромко:
– Мара – анимаг, повелительница зверей. Водных тварей она изучала особенно плотно.
– Женщины говорят, что это была рыба длиной в пять человеческих ростов, со ртом, полным зубов!
– Это называется «акула». Я видела таких тварей: они обитают в океанах. Мара как-то раз нашла одну такую живой, выброшенной на берег приливом. Она препарировала акулу, изучив ее строение, однако природа этой рыбы повлияла на нее. Такое случается с анимагами, которые проводят слишком много времени в звериной форме. Она утратила бóльшую часть своей человеческой сущности.
Мустака, казалось, вот-вот стошнит, но при этом его взгляд был убийственным.
– Гайл выбрал мишенью мою семью.
Елена кивнула:
– Это так: он узнал, что ты на него охотишься, и решил таким образом тебя предупредить. – Она окинула взглядом джхафийского вожака. – Он думает запугать тебя, чтобы ты остался в стороне от конфликта.
Мустак нахмурился.
– Мы, люди амтехской веры, не знаем страха, – произнес он хвастливо, но его голос был пустым. – И не бросаем своих союзников. – Он положил руку Елене на плечо. – Скажи Сэре, чтобы она не боялась. Мы сдержим свое слово. – Со значением кивнув, Мустак добавил: – Я должен утешить своего брата.
Развернувшись, он поспешил прочь.
Застонав, Лоренцо встал и, прополоскав рот водой, сплюнул.
– Идем, – прошептала ему Елена. – Здесь мы больше ничего не можем сделать.
Они вернулись в хавели семьи аль-Мадхи, пройдя мимо шокированных детей и женщин. Слов утешения ни Елена, ни Лоренцо найти не могли, так что они направились в ближайшую солланскую церковь, крохотное святилище у стен дворца. Друи куда-то отлучился, и внутри было пусто. Елена отвела назад капюшон. Лицо Лоренцо было бледным, несмотря на загар. Он слегка пошатывался и держался за нее. Через некоторое время рыцарь вновь смог стоять твердо, но Елена по-прежнему ощущала его дрожь.
– Теперь ты видишь, чему мы противостоим, – прошептала она.
Он обнял ее так сильно, что ей стало почти больно, а затем упал на колени перед алтарем и начал возносить беззвучные, но пламенные молитвы.
Елена осталась стоять. Я убью тебя, Мара. Не знаю как, но я найду способ…
Помолившись, Лоренцо встал на ноги. Он все еще дрожал, однако теперь эта дрожь была другой; пережитый страх обернулся потребностью в утешении. Елене такая реакция была знакома – она сама ощущала подобное во времена Мятежа. Тем не менее она отступила.
– Идем, Лори: мы должны доложить об этом Сэре.
Лицо рыцаря было полным печали.
– Элла, – прошептал он. – Прошу. Я просто хочу тебя обнять.
– Не здесь, – ответила она. – И не сейчас. Это священное место.
