Спокойно взглянув на Рашида, он опустил руки.
– Очень хорошо. Я согласен. Ты будешь защищать Рамиту и наших детей так, словно они – твои собственные жена и дети. Ты согласен?
Рашид с триумфом улыбнулся:
– Я согласен, старик. – Он не отрывал от Мейроса взгляда. – Казим, убей его.
Казим вскочил на ноги и схватил свой кинжал. Никакой жалости к неверным. И Казим не ощущал жалости, не к этому извращенному старому козлу. Было справедливо, что ему предстояло умереть в своем спальном халате, жалким и обесчещенным. Юноша почувствовал, что сила и воля вернулись к нему.
Я пересек пустыни, пережил нападение кочевников. Я тренировался и очистил себя. Я обманул его и возлег с его женой. Я войду в историю как убийца Антонина Мейроса.
Бледные слезящиеся глаза старика обратились к Казиму, и их пристальный взгляд обжег его.
– Значит, ты – тот самый Казим, о котором она говорила. Ты прошел долгий путь, мальчик.
– Заткнись, ядугара! – зарычал юноша.
Он слышал всхлипы Рамиты и видел, как напрягся Рашид. Ему хотелось осыпать Мейроса бранью за все то горе, которое он причинил, похитив Рамиту, – однако сейчас их жизни висели на волоске. У него было время лишь на одну насмешку, один дополнительный удар.
– Дети в ее животе – мои, – прошептал он, всадив кинжал через подбородок Мейроса в его мозг. – Она всегда принадлежала мне.
Древний маг рухнул на землю подобно быку на бойне.
Казим склонился над телом. Едва различимое облачко серо-голубого дыма вырвалось из открытого рта Мейроса, и Казим вдохнул его. В юношу что-то вошло, что-то сильное, и его тело начало реагировать. Его кожа покраснела, мышцы задрожали. В сердце Казима вспыхнуло пламя.
«Мы не такие, как маги, – говорила ему Сабель. – Первая душа, которую мы пожираем, определяет нашу способность поглощать энергию и, следовательно, гностические силы. А твоей первой жертвой станет величайший маг в истории».
«Ты будешь для нас подобен богу».
Кто-то закричал, и этот вопль безутешного горя разорвал ему душу. Обернувшись, Казим увидел, что кричала Рамита, стоявшая на коленях у ног Рашида. На ее лице читалась невыносимая агония. Озадаченно посмотрев на девушку, он подошел к ней, однако она подняла на него взгляд, а в ее глазах пылала такая ненависть и отчаяние, что они отшвырнули его назад подобно удару стихии.
А затем на юношу обрушился еще один удар – удар просто чудовищной силы: в него хлынули жизнь и воспоминания Вознесшегося мага. Они разбили его самосознание на мелкие осколки.
Антонин Мейрос рухнул, а вместе с ним рухнул и мир Рамиты. Горе вырвалось из нее подобно тигриному рыку. Когда Казим посмотрел на нее, она увидела в нем лишь злобного демона-ракаса, одного из принцев Шайтана, на чьем лице был написан триумф. И в тот момент любовь девушки к нему обернулась ненавистью. Она хотела, чтобы они все умерли за свои холодные манипуляции. За то, как они ее соблазнили. За то, как наслаждались убийством. Она ненавидела Гурию за то, как она сначала играла с Йосом Кляйном, а затем хладнокровно убила его. Ненавидела Казима за то, что он использовал ее наивность, чтобы разрушить все, что она любила. Но больше всех Рамита ненавидела Рашида, кукловода в этом кровавом спектакле.
Она попыталась встать, желая схватить чье-нибудь упавшее оружие – что угодно, чем можно было бы ударить эмира – в тот самый момент, когда Казим, напрягшись, рухнул, схватив себя за голову. Однако Рашид обернулся к ней и вцепился в нее, как клещ.
– Нет, ты этого не сделаешь, сучья простолюдинка, – прорычал он.
Из его ладони хлынула тьма. Лоб Рамиты наполнило ощущение агонии, и она почувствовала, что проваливается в небытие. Мир рассыпался на мелкие осколки.
36. Оборотень
Теургическая магия
Меня тревожит теневой мир теургов. Если человек может поработить разум другого с помощью гипноза, то где кончается его могущество? Каковы границы для спиритуалиста, способного покидать свое собственное тело и странствовать по миру? Как регулировать деятельность того, кто способен обманывать чувства с помощью иллюзии? Что ограничивает мистика, если его разум может связываться с другими, чтобы делиться знаниями и вытягивать силу? Как можно заставить теурга соблюдать законы?
Сенатор Финний ля Пьель, Паллас, 643
Брохена, Явон, континент Антиопия
Юнесс 928
1 месяц до Лунного Прилива
Мейрос МЕРТВ?
Елена едва не разорвала контакт с разумом мага, с которым связалась. Фаид был гебусалимцем-полукровкой, магом Ордо Коструо, служившим в Крак-ди-Кондотьори.
Да, госпожа Анборн. – Мысленный голос Фаида дрожал так, словно он сам не верил в то, что говорил. – Убит у себя дома вместе с женой. Их тела отнесли на рынок и расчленили. Город обезумел.
Елена моргнула. Мысли бешено вращались у нее в голове. Антонин Мейрос мертв? Это что-то немыслимое. Мейрос был Вознесшимся, одним из Благословенных. Последним из Трех Сотен, остававшимся в живых. Он был с Коринеем с самого начала, шесть сотен лет назад, являясь чем-то столь же незыблемым, как гора Тиграт.
Кто занял его место, Фаид? – спросила Елена, силясь поверить в услышанное.
Никто, госпожа. Ордо Коструо еще не раскололся лишь благодаря совместному лидерству магистра Кардьена и Рашида Мубарака. Они выступили с заявлением, что продолжат работу Мейроса. Мои коллеги и я должны на следующей неделе вернуться в Гебусалим, чтобы присутствовать на чрезвычайном совете.
Елена закусила губу. Когда Фаид покидал Крак, она оказывалась отрезанной от всех новостей. Вдобавок это оставит Крак без магов – единственной причины, по которой он считался неприступным. Договор, согласно которому Ордо Коструо охранял горную крепость, действовал шестьдесят лет; он был краеугольным камнем безопасности Явона.
Фаид, Сэра направила в Крак Лоренцо ди Кестрию. Она хочет, чтобы Солинда вернулась к ней.
Это заинтересовало Фаида.
Когда прибудет сир Лоренцо?
Через несколько дней. Как поживает Солинда?
Замкнулась и ведет себя тихо. Она для нас тайна. Все время бормочет что-то на рондийском.
На рондийском? – Елена вновь закусила губу. – Но она не знает рондийского.
Она почувствовала, что Фаид задумался.
Как я и сказал, госпожа: она – тайна.
Прошу, дождись Лоренцо, прежде чем уезжать, Фаид. А потом береги себя. Настали самые худшие времена.
Разорвав контакт, Елена еще долго сидела, глядя в чашу с водой и гадая, что все это значит.
– В это сложно поверить, – прошептала Сэра. – Мейрос действительно мертв?
