– Она ушла, да? Девушка-цыганка.
Парс потупился:
– Прости, парень. Она, должно быть, движется как призрак. Как лунный луч.
– Как лунный луч, – слабо отозвался Аларон.
Эпилог. Конец – это начало
Судьба
Величайшим уроком искусства прорицания является то, что нет такой вещи, как судьба. Будущее может казаться ужасающе неизбежным, но оно не является таковым, пока не наступит. И в этом я вижу источник великой надежды.
Антонин Мейрос, 904 (год Первого священного похода)
Гебусалим, континент Антиопия
Юнесс 928
1 месяц до Лунного Прилива
– Ненавижу тебя, – прошипела Рамита Казиму. – И всегда буду ненавидеть.
Теперь он обладал невесть какой жуткой внутренней силой, которую она чуть ли не видела. Он убил ее мужа, а затем сделал что-то ужасное, заставившее его вспыхнуть неведомой отвратительной энергией, к которой она почти могла прикоснуться. Тогда она едва не утратила контроль, чуть не выдала свою зарождавшуюся силу, однако Рашид погасил ее сознание подобно свече. Забытье стало благословением: лишь полностью теряя рассудок, она могла сбежать от кошмарного образа ее падающего мужа. Рамита видела его вновь и вновь каждый раз, когда закрывала глаза. Антонин, муж…
Его рука коснулась ее щеки, и она проснулась…
Однако это был сидевший на ее кровати Рашид Мубарак. Девушка замерла от страха.
– Значит, ты наконец проснулась, – мягко сказал эмир. Он вновь протянул руку, чтобы погладить ее по лицу, но Рамита отпрянула. – Ты должна радоваться. Ты освободилась от своего нежеланного брака. Твоя честь была восстановлена рукой молодого человека, который пересек континент, чтобы спасти тебя. Довольно эпическая история. – Он с сожалением вздохнул. – Но боюсь, что сейчас ты не можешь этого оценить. Твоя душевная травма слишком сильна. И нет сомнений, что ты была околдована каким-то Шайтановым злом, гнусной магией, к которой прибегает Мейрос, совокупляясь с юными девушками вроде тебя.
– Катись в Хель, – прошептала Рамита, несмотря на свой ужас. – Убийца.
Рашид склонился над ней:
– Он отравил твой разум, Рамита. Ты стала его созданием. Но для тебя есть надежда. Мы можем тебя спасти. – Он погладил ее по волосам. – То, что с тобой произойдет, зависит от того, чьих детей ты носишь. Если ты беременна ребенком Казима, то он получит тебя в качестве жены. Но если ты беременна детьми Мейроса, то я сам возьму тебя в жены, и ты получишь гнозис, вынашивая его детей. – Он наклонился еще ниже. – Тебя это радует?
Девушка плюнула ему в лицо.
Вытерев плевок, эмир встал.
– Больше ты так не сделаешь. – Резким движением он ударил Рамиту тыльной стороной ладони по лицу, и у нее перед глазами все поплыло. – Ты будешь подчиняться мне, или все члены твоей семьи в Баранази умрут.
Рамита сжалась. Неожиданная жестокость Рашида заставила ее волю к сопротивлению пошатнуться. Эмир склонился над ней. Выражение его лица было злым и в то же время озадаченным.
– Почему ты, девочка? Почему лакхийка и почему ты? Как он мог думать, что дети, которые не сыграют никакой роли еще десятилетия, смогут повлиять на этот шихад?
Плюнув на пол, Рашид покачал головой.
– Он ничего тебе не сказал? – потребовал ответа эмир, а когда Рамита покачала головой, снова плюнул. – Плодовитость… Лишь в ней было все дело? – Эмир сжал щеки девушки так, что ей стало больно. – Да, ты однозначно плодовита – вот только не от того. Или от того. Время покажет.
Развернувшись, он зашагал прочь в вихре богатой одежды и сверкающих камней.
Гебусалим, Антиопия
Юнесс 928
1 месяц до Лунного Прилива
Джай посмотрел ему в глаза:
– Казим, прошу, давай вернемся домой.
Нахмурившись, Казим сделал еще один большой глоток. Алкоголь притуплял его чувства, однако это ощущение было приятным. Он сидел в гебусалимской забегаловке, которую часто посещали воины. С ним были Джамиль и Гарун. Разыскавший их Джай умолял его уехать.
Он, похоже, не понимал, что того Казима Макани, которого он знал, больше нет.
Я – пожиратель душ. Я владею гнозисом. Я – убийца.
Казим раздраженно покачал головой:
– Нет, Джай. Это – мое место, а шихад – мое будущее. – Он ткнул в Джая пальцем. – А вот тебе нужно возвращаться домой, Джай. Тебе здесь не место.
– Прошу, брат. – Голос Джая стал более настойчивым. – Прошу! Рамита исчезла. Гурия исчезла. Мир сходит с ума. Прошу, вернись со мной в Баранази.
Казим встал:
– Нет, Джай, там мне больше делать нечего. Мое место – здесь.
Джай тоже встал. По его щекам текли слезы.
– Брат… Прошу, – произнес он надтреснутым голосом. – Всю нашу жизнь мы все делали вместе. Мы – две половины одной души. Ты всегда мне так говорил. Давай покинем это проклятое место и вернемся домой. Прошу. Мы не можем друг без друга.
Сделав шаг вперед, Казим обнял Джая, а затем мягко оттолкнул его, стараясь не смотреть на его поникшее лицо.
Когда он ушел, Джамиль положил руку Казиму на плечо.
– Джай слаб, – сказал он. – Он не выжил бы в тех битвах, которые нам предстоят.
– Джай – не воин, – согласился Гарун.
Воистину.
– Я буду молиться, чтобы он добрался домой в целости, – произнес Казим.
Он всей душой желал, чтобы это действительно было так, представляя, как Джай обнимает свою мать в Баранази. Затем он подумал о Рамите и вновь погрузился в меланхолию. Чего еще она от меня хочет? Я освободил ее. Она носит моих детей. Почему она не желает со мной видеться?
Однако юноша никак не мог отделаться от мысли, что в глубине души он это знает.
– Как идет твоя подготовка? – ворвался в его размышления голос Джамиля.
Воин-Хадишах теперь вел себя в присутствии Казима осмотрительнее, относясь к нему с бóльшим уважением и осторожностью.
Ведь ты – маг, а я – пожиратель душ… Однако мы по-прежнему братья по оружию, Джамиль. Ты все еще мой друг.
– Сабель говорит, что на то, чтобы полностью овладеть гнозисом, уйдут годы, – ответил он, хотя в действительности эта Шайтанова магия приходила к нему естественным образом, сама по себе.
Фрагменты воспоминаний Антонина Мейроса вошли в него вместе с энергией, которую он поглотил, и юноша понял, что может управлять чистыми энергиями почти инстинктивно, хотя они его и пугали. Более таинственные способности были ему пока что недоступны, однако Сабель сказала, что он быстро их освоит. Если ему хватит на это духу.
