Несмотря на это, Сэра председательствовала на бесконечных судах над коллаборационистами. Не считая самых вопиющих случаев, большинство из них завершались штрафами. Кто-то считал это слабостью и мягкотелостью, еще кто-то – силой и милосердием. В конце концов Сэра смогла примириться с одной житейской истиной: всем не угодишь.
К концу последнего месяца года Тимори уже достаточно оправился для того, чтобы спать в своей собственной комнате при условии, что Борса дрыхла у ее двери. Сэра переехала в королевские покои, хотя она чувствовала себя очень некомфортно там, где когда-то спали ее покойные родители. Елене пришлось отдыхать по соседству, в комнатах, которые до этого занимал Ратт Сорделл, что вызывало у нее чудовищное отвращение. Спасенная джхафийская девочка Тарита стала ее личной служанкой, чей смех оказался тем, в чем Елена так нуждалась. Особенно по утрам, когда возвращалась со своих тренировок, согнувшись от боли пополам. Вскоре после того, как они ее обнаружили, девочке исполнилось пятнадцать, и она, похоже, быстро справилась с теми ужасами, которые ей довелось пережить. Тарита умела играть в табулу
[12], и, к стыду Елены, обычно у нее выигрывала. Служанка, обыгрывающая в Игру Королей главного королевского стратега.
Лоренцо был всегда вежлив, но продолжал вести себя настороженно. Елена не знала, было ли тому причиной то, что он своими глазами увидел ее в деле, или же он продолжал испытывать на себе последствия телепатических манипуляций Ведьи. Солинда по-прежнему вела себя так, словно все они были ей чужими.
Сэра расширила Регентский совет, включив в него избранных джхафийских вождей, в том числе и Мустака аль-Мадхи. Она подтвердила свою верность шихаду и отправила посланников к Салиму, султану Кеша. Альфредо Горджо был объявлен вне закона, и они стали готовиться к войне с ним, хотя силы для нее еще только предстояло накопить. Обстоятельства смерти Фернандо Толиди по-прежнему не давали Елене покоя, но у нее не было времени во всем разобраться. Солинда отказывалась идти на мировую, и начинало казаться, что ее придется либо судить, либо тихо убрать с глаз долой. Тюрьма в подземельях Крак-ди-Кондотьори, расположенных в горах на юге, была традиционным местом для высокопоставленных политзаключенных. Они начали готовиться к тому, чтобы отправить Солинду туда.
До Лунного Прилива оставалось шесть месяцев, и Брохена напоминала человеческий муравейник. Шпионы доложили им, что в Гителе, крепости Горджо, был замечен Гурвон Гайл. Горджо оказались серьезно ослабленными набегами джхафийцев, которые не оставляли их в покое ни на минуту на протяжении всего пути домой, однако если маг по-прежнему был на их стороне, Нести следовало проявить осторожность.
Самая невообразимая новость пришла из Гебусалима: глава Строителей Моста, древний Антонин Мейрос, вновь женился. Еще более шокирующим было то, что его новой супругой стала лакхская девушка из семьи, о которой никто никогда не слышал. Многоопытный маг что, впал в маразм? Покупка этим старым козлом бедной девушки выглядела отвратительно. На улицах окружавших Гебусалим деревень люди требовали его головы; кешийцы сожгли чучело Мейроса, распевая песни о шихаде. Пассажиры нескольких воздушных кораблей, прибывших из Понта, рассказывали о стягивавшихся туда легионах. Весь мир готовился к войне, и у Явона не оставалось иного выбора, кроме как выступить заодно с поборниками справедливости.
16. Кусок янтаря
Амулет
Маг может увеличивать свою силу, настраиваясь на магические инструменты, способные вбирать в себя энергию гнозиса и фокусировать ее. Например, амулет, сделанный из дерева, может удвоить эффективность «заклинания», а кусок янтаря или кристалл – увеличить ее в еще большей мере. Многие имеют несколько амулетов для различных целей. Кулон лучше всего подходит для защитного гнозиса, жезл или палочка – для тонкой или узкоспециализированной работы, большой посох – для боя или работ крупных масштабов. Однако не следует впадать в заблуждение, считая, что амулет важнее того, кто его использует. Гнозис исходит изнутри.
Ардо Актий, ученый, Брез, 518
Нороштейн, Норос, континент Юрос
Декор 927 – февро 928
7–5 месяцев до Лунного Прилива
Аларон сидел, глядя на пепел в камине. Вот уже три недели он почти не выходил из своей спальни. Сквозь покосившиеся ставни в комнату проникал свет, и юноша мог слышать приглушенные звуки улицы: снаружи жизнь продолжалась. А вот его собственная оставалась под вопросом. Вынеся свой вердикт, ректор Гавий, по сути, убил его. Он чувствовал себя таким же серым и холодным, как пепел.
Отец пытался говорить с ним, но Аларон раз за разом удалялся в свою спальню и закрывал дверь. Его ночное ведро было почти полным, и в комнате стояла отвратительная вонь. Юноша не мылся уже много дней. Его волосы стали жирными, голова чесалась. Он не мог есть, впрочем, вряд ли это замечая. Он вновь и вновь возвращался к последним мгновениям церемонии, в который раз задавая себе один и тот же вопрос: что стало причиной этого? Его дипломная работа? Произошедшее в доме матери? Или ему действительно нельзя было доверять? Почему они не позволили его отцу оспорить решение? Почему Мюрен так вцепился в его работу? И кто украл его записи?
Время от времени юноша пытался собраться, но то и дело упирался в тотальную неопределенность. Пути дальше не было. Они лишили его будущего, сделав из него объект для насмешек. Теперь он не мог даже показаться на публике. Аларон думал о бегстве, возможно, на Силацию, где он сможет жить вместе с Рамоном, однако сил у него хватало лишь на сон.
Его начал колотить озноб. Огонь вновь погас. Опустившись на колени, он стал ладонями выгребать из камина золу, пока все еще тлевшие угольки не обожгли ему пальцы. Аларон зашипел от боли. Облачко пепла поплыло по комнате. «Огонь – моя стихия, – подумал юноша с горечью. – Я должен был стать огненным магом. А теперь я не могу даже убрать золу, не обжегшись».
– Аларон? Ты собираешься валяться там и жалеть себя до бесконечности, или мне войти туда и вытащить тебя?
Аларону потребовалось несколько секунд, чтобы узнать голос. Он неуклюже встал. Цим? Вот дерьмо! На нем не было ничего, кроме грязной ночной рубашки, и он сидел в покрытой пеплом комнате, где воняло, как в нужнике.
– Аларон?
Цим вновь постучала в дверь.
– Уходи!
– Нет! Открывай, безвольный придурок!
Взяв ночное ведро, Аларон скользнул к окну и распахнул ставни. Его правую руку все еще жгло. Тяжело дыша, он выплеснул ведро в грязный переулок с обратной стороны дома и, не обращая внимания на донесшееся снизу проклятье в свой адрес, вновь захлопнул ставни.
– Аларон! Открывай!
– Подожди, я… Эм, ты можешь подождать внизу? Пожалуйста?
– Зачем?
