«Пора смываться», — решил я, идя прямо на расступающуюся толпу. Иначе прибежит сюда десяток новых паш и анзоров и отпинает меня за милую душу так, что и бокс не поможет. Торопливо хромая к выходу и механически слизывая кровь с разбитой губы, я вдруг наткнулся на чей-то взгляд и невольно остановился, пораженный. В серо-голубых глазах удивительно бархатистого оттенка, устремленных на меня, не было страха. Они улыбались, и было в них еще что-то такое, странное и зовущее, что заставило мое сердце вздрогнуть и забиться быстрее.
Еще через мгновение я встряхнул головой, чтобы снять наваждение. Задерживаться ради красивых глаз светловолосой королевы стриптиза, которая уставилась на тебя, чуть приоткрыв красиво изогнутые губы, было так же глупо, как продолжать пялиться на ее упругое стройное тело. «Не о том думаешь, Махницкий». — упрекнул я сам себя, выскальзывая за порог заведения и подзывая такси. Ночной воздух снял напряжение после драки, заставляя зябко вздрагивать. Киото продолжал беззаботно веселиться, светился рекламой и улыбками прохожих. «Не о том думаешь», — повторил я, откидываясь на сиденье, и закрыл глаза.
Глава 4
ЧАСТНАЯ ВЕЧЕРИНКА
Утро следующего дня я начал с традиционной чашки крепкого чая. Сидя на подоконнике, я вглядывался в мельтешащий за окном муравейник, который был целиком поглощен заботами будней, беспечно покачивал ногой и пускал дым в потолок. Одновременно я пытался заставить умолкнуть свой внутренний голос, проснувшийся этим утром вместе со мной и читавший теперь суровую мораль о правилах поведения за границей. Признаться, этот зануда, бесцеремонно вторгающийся в мою жизнь в самые неподходящие моменты, порядком раздражал меня. «Ну что, Махницкий, — голосом прокурора на показательном процессе вопрошал он, — опять взялся за старое? Что за петушиные бои ты устроил вчера в «Хэйрози-клаб»? Неужели нельзя было, как все нормальные люди, спокойно провести вечер, отдохнуть душой и телом, зацепив для разнообразия какую-нибудь вертлявую шоколадку? А если бы ты не успел скрыться оттуда до появления полиции? Сейчас бы уже наверняка сопел во сне, уютно устроившись в кресле лайнера, уносящего тебя обратно на Родину. Какой позор для путешественника», — патетически восклицал голос, видя, что я продолжаю отмалчиваться, и надеясь таким образом втянуть меня в диалог.
Не поддаваясь на его провокации, я заварил еще чаю и зевнул. Разбитая губа раздулась за ночь до устрашающих размеров, заставляла меня болезненно морщиться. «А как бездарно ты вчера дрался, — вновь оживился внутренний голос. — Зачем ты позволил этому долговязому Паше дважды ударить себя? Ведь сразу было понятно, кто в связке Паша – Анзор работает языком, а кто кулаками. Пашу и надо было укладывать первым, даже прежде, чем Анзор откроет свой поганый рот. Эх ты, раззява», — разочарованно произнес голос и, видимо, устав читать мне морали, смолк. И слава богу, потому что мне хотелось поразмыслить о более важных вещах, чем вчерашнее происшествие в «Хэйрози-клаб». Внутри конверта, который вручила мне официантка, записки не оказалось. Там была лишь пластиковая карта и маленький блестящий ключ с металлическим ярлычком в форме ромба. И на карте, и на ярлычке были выбиты какие-то иероглифы, а еще надпись по-английски: «Кайшиноку-банк». Содержимое конверта ничего мне не объяснило, и теперь нетерпеливый бесенок любопытства, поселившийся во мне, вовсю буйствовал, прыгая на ножках-копытцах и уговаривая поехать в «Кайшиноку-банк», чтобы на месте разобраться в назначении карточки и ключа. «Только узнать, что это такое, и все», — нашептывал мне лукавый бесенок. Поразмыслив, я махнул рукой и поддался на его уговоры. Да и глупо было бы отказываться от такой затеи, потому что ключ и карточка уже лежали в моем кармане, а предъявить их кому-нибудь из работников банка и посмотреть, что из этого выйдет, большого труда не составляло. Тут даже мой внутренний голос не нашелся, что возразить, и лишь обиженно закряхтел в закоулках подсознания.
«Кайшиноку-банк» оказался массивным зданием, выполненным в темных тонах и одним своим видом внушавшим доверие потенциальным клиентам. Оглянувшись назад и убедившись, что на пятки мне по-прежнему наступает настырный «хвост», одетый, в отличие от вчерашнего, в ярко-красную ветровку, я пожал плечами и вошел в банк. Внутри было светло, просторно и тихо. О чем-то негромко переговаривались за столами безукоризненно одетые клерки, чуть слышно гудели кондиционеры, и даже пальмы, стоящие по углам, казалось, соблюдали обет молчания, боясь лишний раз шевельнуть зеленью своих ветвей.
Молодой японец, заметив мою нерешительность, поклонился и что-то спросил.
— «Кайшиноку-банк»? — спросил я, протягивая ему пластиковую карту и ключ с биркой.
Тот утвердительно кивнул и повел рукой, приглашая меня следовать за ним. Покинув зал, мы спустились в лифте еще на один этаж и оказались в длинном, хорошо освещенном коридоре, ведущем в подземелье. «Японцы всегда были мастерами налаживать подземные коммуникации», — подумал я, торопливо шагая за своим проводником. Он свернул за угол и принялся набирать код на массивной двери. Ее створки бесшумно расползлись в стороны, пропуская нас. Я сделал шаг вперед и удивлено присвистнул. Большая комната вся была заполнена стеллажами металлических ячеек, словно в камере хранения на вокзале. Да, собственно говоря, это и была камера хранения, только гораздо более надежная.
Клерк, взяв мою карту, подвел к нужной ячейке, убедился, что карта считывается датчиками, и деликатно удалился, оставив меня наедине с громко бьющимся сердцем. Конечно, я знал, что проявлять интерес к чужим вещам нехорошо, а то, что находилось в ячейке, моим быть никак не могло. Но проклятый бесенок любопытства, этот заклятый враг благоразумия, уже толкал меня под руку, заставляя сунуть в щель ячейки пластиковую карту. Дождавшись, пока аппарат выплюнет ее обратно и довольно загудит, подмигивая маленьким зеленым глазком, я вставил изящный ключ в прорезь замка и, чуть нажав, повернул его. Дверь ячейки легко отошла в сторону, повинуясь нажиму. Вспыхнувшая внутри лампа высветила солидный черный кейс и белый конверт, плотно набитый какими-то бумагами. Сложив конверт вдвое и сунув его в карман, я занялся кейсом, точнее, его замками. Их код был неизвестен, а тот, кто передал вчера ключ от ячейки, почему-то не позаботился заодно снабдить меня шифром чемодана.
Я воровато озирался, молясь в душе, чтобы за моими манипуляциями не смотрели сейчас в камеры слежения банковские охранники. Ухватившись за дужку замка, я нажал изо всех сил, чувствуя, как немеют от напряжения пальцы. Замок обреченно щелкнул, сдаваясь; я облегченно перевел дух и откинул крышку кейса. Внутри на черном бархатном ложе покоилась разобранная снайперская винтовка с оптикой и глушителем. Ах, вот оно что! Касаясь холодной стали, я пытался определить марку оружия: на знакомую до боли СВД винтовка не походила. Значит, схрон для стрелка толстяк из бани оборудовал именно здесь, в «Кайшиноку-банке». «А что, грамотно», — хмыкнул я, захлопывая крышку чемодана и отправляя его обратно на дно ячейки. Стрелок прибывает в город безоружным, спокойно готовится к операции, не вызывая ничьих подозрений и не рискуя засветиться где-нибудь на металлоискателях; потом появляется здесь, естественно, по сугубо житейским делам — доллары, например, обменять на иены, а заодно прихватывает из ячейки кейс с винтовкой.
